Н. Карпицкий. 31 марта 2022. Украина. Тридцать шестой день войны

Мой четырнадцатый пост после начала войны. Тридцать шестой день. В понедельник я еще переживал, что российские войска, обошедшие Изюм с юга, ворвутся в Славянск. Расстояние между ими и нами всего полчаса езды на автомобиле. Теперь почему-то наступило спокойствие и готовность ко всему. Вот уже четверг, а врага все нет. Зато все эти дни слышна была канонада – это украинские военные обстреливали наступающих. Оборону между Изюмом и Славянском держать очень удобно, думаю, что противник это тоже понял, и теперь будет прорываться в обход на Барвенково, дабы выйти на Славянск с запада. Однако он может и не успеть судя по тому, какое сокрушительное поражение понес в Рогани – пригороде Харькова.

Но война непредсказуема. Сейчас мы защищаем Европу, а западные политики все тянут с тем, чтобы дать тяжелое оружие. Приходится воевать партизанским, которого они поставили достаточно. За их нерешительность украинцы расплачиваются жизнями.

Сегодня поговорил по скайпу с о. Владимиром Магленой. Беседа войдет в цикл «Война с точки зрения религии»: Тема «Страх». Как относится к собственному страху, когда идет война? Страх бывает естественный и противоестественный, парализующий волю человека. В частности, люди под обстрелами испытают страх лишь в том случае, когда угроза очень конкретная, и перестают реагировать на гипотетическую опасность. Как только начинается затишье, сразу наступает расслабление, как будто снова возвращаешься в спокойную мирную жизнь и ничего не боишься. Такой страх естественный, ибо он не подавляет, а наоборот помогает адекватно действовать в ситуации. Но чем дальше от фронта, тем сильнее страх другого рода, вызывающий депрессию, слабость и ощущение себя жертвой обстоятельств. Этот страх обусловлен не прямой опасностью, а пессимистичным видением мира и пассивным отношением к жизни.

Я пока не на самой линии обстрела, хоть канонада и слышна постоянно. Не то что сейчас в Мариуполе, который российские войска систематично уничтожают. Потому перед тем как открыть видео беседы про страх на войне с о. Владимиром, я предлагаю сначала посмотреть видеодневник девочки-подростка из Мариуполя. Ей повезло выжить, ее вывезли. Под обстрелами она провела две недели, которые уместились в семь минут видеозаписи. 

Но это потрясающее видео! Полностью погружаешься в этот островок повседневной жизни внутри разверзшегося ада. И когда чувствуешь внутреннее спокойствие девочки-подростка, как будто обретаешь среди этого бездонного ада почву под ногами. Эта почва и есть подлинное бытие, которое раскрывается в чувстве сопричастности внутренней жизни другого человека.

Война с точки зрения религии»: Тема «Страх».

Николай Карпицкий – о. Владимир Маглена. 31.03.2022

Н. Карпицкий. 29 марта 2022. Украина. Тридцать четвертый день войны

Мой тринадцатый пост после начала войны. Только что вернулся домой. Сегодня показывал Славянск журналистам эстонского телевидения. Второй день приходят тревожные новости – враг обошел Изюм и оказался у него в тылу. Идут ожесточенные бои, в Славянске постоянно слышна канонада. Если российским военным удастся добраться до Славянска на пушечный выстрел, то они начнут уничтожать город. Однако люди в городе спокойны и гуляют под вой сирены точно также, как обычно. Даже с детьми. Я понимаю почему так. На фронте люди реагируют только на непосредственную опасность, а не на гипотетическую. В данном случае они прикинули, что артиллерийские бои далеко, а ракеты все равно бьют неожиданно, так что никакая сирена не предупредит, и перестали по этом поводу суетиться. Такова психология военного времени.

Мы с эстонцами поговорили с руководством города. Конечно, меня больше всего интересовал Изюм. Как я понял, там продолжается отчаянное сражение, украинские военные сдерживают врага благодаря постоянному маневрированию. Между Изюмом и Славянском – леса, где укрываются защитники, обстреливая оккупантов. Прорваться к Славянску можно лишь ценой огромных потерь. Думаю, что все же не прорвутся, но к обстрелам города готовиться надо.

Зам. руководителя администрации рассказал, что во время оккупации в 2014 году оставался в Славянске. Только в кругу его знакомых было арестовано шестеро. Посадить в подвал могли даже за украинскую речь, но чаще всего хватали вообще без повода, чтобы потом получить выкуп. Также он отметил, что и сейчас есть пророссийски настроенные люди, но их осталось совсем мало. Жители города готовятся к сопротивлению, и даже те, кто в 2014 году помогал сепаратистам строить баррикады, сейчас помогают сооружать укрепления, чтобы остановить российских захватчиков.

До встречи с эстонцами я успел записать беседу с Павлом Левушканом о том, как сохранить человечность в военное время, и какие духовные практики тут могут помочь. Беседы с Павлом войдут в цикл передач «Война с позиции религии», который я собираюсь теперь вести постоянно. Павел поставил передо мной очень сложный вопрос: как относиться к заповеди любви к врагам, если невозможно не испытывать ненависть к тем, кто пришел убивать, расстреливает эвакуационные автобусы с женщинами и детьми, уничтожает роддома и дома престарелых, ровняет с землей города? По моему мнению нельзя просто так ханжески игнорировать свою ненависть, ее необходимо проработать на духовном уровне. Но для этого предварительно нужно выявить причину иррациональной жестокости российских военных в Украине.

Московское царство, а затем и Российская империя постоянно вели захватнические войны, обосновывая это сверхценной идеей собирания земель. Эту идею нам насаждали в школе, и многие до сих пор принимают ее по умолчанию. Суть этой идеи в отрицании ценности самостоятельной жизни людей вне России. В истории часто встречались империи, диктатуры, тирании, которые, как и Россия, вели завоевательные войны. Конечно, это зло, но зло социальное, человеческое, однако еще не религиозное и не метафизическое. Когда в 1999 году в России произошел военно-чекистский переворот, идеология собирания земель мутировала. Если раньше самостоятельная жизнь народов обесценивалась, но злом не считалась, то сейчас весь окружающий мир, который сопротивляется включению в сферу влияния России, воспринимается как враждебный и подлежащий уничтожению.

Поэтому пока оккупанты первые три дня верили, что украинцы поддерживают Россию и ненавидят украинскую власть, пытались обойтись малой кровью. Когда же поняли, что им готовы сопротивляться все, то стали относится как к врагам ко всем жителям Украины без исключения, будь то старики или даже дети. А по отношению к врагам любое зло считается добром, а добро – злом.

Эта мутация имперской идеологии привела к тому, что зло и добро меняются местами. Например, убийство мирных жителей считается добром, а помощь им – злом. На основе этой позиции выстраивается такая внутренне целостная картина мира, которая становится персональным адом человека. Однако сам он этого не замечает, поскольку проецирует зло внутри себя на окружающий мир, который и считает адом. С точки зрения христианства это демоническая позиция, с которой недопустимы никакие компромиссы.

Н. Карпицкий. 27 марта 2022. Украина. Тридцать второй день войны

Мой двенадцатый пост после начала войны. В шесть утра началась далекая канонада. В нескольких десятках километров украинские военные сдерживают врага, который хочет отобрать у меня дом и даже жизнь. В буквальном смысле. И все, кто хоть как-то оправдывает вторжение, тем самым отрицает мое право на существование. А также еще сорока миллионов человек.

Вчера украинцы освободили город Тростянец. Все таки умеют побеждать! Сколько бы я не восхищался ими, но каждый раз они снова меня удивляют. Теперь оккупантам ничего не светит на севере Украины, и все силы они будут перебрасывать к нам на восток. Это означает, что теперь исход войны будет решаться на Донбасской дуге, где уже три недели мы сдерживаем врага. Впереди будут еще более горячие дни, и опасность окружения сохраняется.

Сегодня снова пошел в церковь «Добрая Весть». Маршрут занимает километра четыре, так что можно посмотреть город. Хотя сегодня и прохладнее, но так же как и вчера много людей. Неожиданно завыла сирена, но абсолютно никто не обратил на нее внимания. Впрочем, в этот раз обошлось без ракетных ударов.

В церкви поговорил с Юрием Коротичем. Он все также служит по интернету. Рассказал, что Марьинку продолжают штурмовать, город разрушен, люди живут в подвалах и нет никакой надежды на эвакуацию. Помочь им можно будет не раньше, чем начнется освобождение Донецка. К северу от Марьинки – Красногоровка. Там у нас учатся студенты и еще располагается лицей при нашем университете. Город бомбят, но хотя бы не штурмуют. Понятно, что все они там в ловушке.

Встретил Геннадия Лысенко, знаменитого волонтера, побывавшего в плену во время оккупации Славянска. Он как раз подвез партию гуманитарной помощи и с жаром объяснял супруге Юрия, что нельзя тянуть с вывозом детей, так как оккупанты с юга рвутся в Угледар и с северо-запада в Лозовую: «Ни в коем случае нельзя вешать на машине надпись "Дети". Это – мишень! Все автобусы из Северодонецка с белыми флажками или надписью "Дети" расстреливались по дороге. Говоришь…, говоришь людям, что нельзя размещать опознавательные знаки, а все равно не доходит! – "Мы же гражданские, как они могут в нас стрелять?!"»

Честно говоря, когда началась война, я тоже думал, что российская армия будет блокировать украинские части, осаждать города и решать политические вопросы. Только на третий день до меня стало доходить, что это война на уничтожение и ведется против всех жителей Украины без разбору. Не я один был такой наивный. Моя коллега Юлия Филь из Института Востоковедения решила дня на три выехать в деревню из Киева, пока там все не разрешится, и попала как раз в зону боев за Макаров. Сначала не боялась, даже в подвале не пряталась, думала, что военные только между собой сражаются. Не будут же они намерено стрелять по жилым домам! Потом стало понятно, что для оккупантов нет разницы между мирными и военными, и когда она уже выезжала из зоны боевых действий, вот тогда-то по-настоящему испытала первобытный страх.

Понятно зачем расстреливаются эвакуационные автобусы. Дабы потом обвинить самих же украинцев. Поэтому я считаю, что все, кто верит, будто украинцы восемь лет обстреливали Донецк, притесняли русских и прочие абсурдные вещи, такие же соучастники убийств детей, как и те, кто стреляет. И когда тут в сети кто-то из зомбированных российской пропагандой начинает троллить, очень трудно сдержать себя. Трудно, но нужно. Дело в том, что война против Украины ведется не только на военном и на информационном уровне, но еще и на эмоциональном.

Путем манипуляции информацией агрессор пытается распространить среди людей такую демоническую картину мира, внутри которой они со всех сторон окружены враждебным миром, и его нужно уничтожить. Вместе с Украиной, конечно. Носители этой ущербной картины мира тоже становятся ущербными, поэтому им нужна постоянная эмоциональная подпитка извне, в том числе и за счет нашей ненависти, боли и страданий. Это явление называется психическим вампиризмом.

Дело в том, что люди способны чувствовать эмоциональную сопричастность, поэтому существует общая эмоциональная взаимосвязь между всеми людьми. Война подобна атомному взрыву в этом общем эмоциональном пространстве. Эмоции захлестывают людей, приводят в хаос внутренний мир и сжигают человека изнутри. В этих условиях враг делает все, чтобы усилить хаос в душах людей и подавить их способность организовано и рационально действовать. Интернет-тролли являются пехотинцами вражеской армии на эмоциональном фронте. Они не пытаются ни услышать других, ни понять что-либо, лишь безапелляционно заявляют какой-нибудь абсурд, на который даже не понятно как рационально отвечать, добиваясь всплеска негативных эмоций, чтобы ими подпитаться. 

От нас требуется такое же сопротивление на эмоциональном уровне, как и на военном, и на информационном. Для этого нужно превратить сжигающие изнутри хаотические эмоции в холодную решимость, которая определяется только внутренним свободным самоопределением воли и не зависит ни от обстоятельств, ни от психического состояния. Эта решимость проявляется как осознанная целенаправленная сила, благодаря которой человек перестанет чувствовать себя жертвой обстоятельств, и в каждом конкретном моменте начинает понимать, как поступить правильно здесь и сейчас, а не дожидаться чего-то пассивно. Именно так мы сможем мобилизовать внутренние психические силы, которых нет и не может быть у врага.

Н. Карпицкий. 24 марта 2022. Украина. Двадцать девятый день войны

Мой одиннадцатый пост после начала войны. Бои идут по всей Донбасской дуге, но враг так и не продвинулся. Утром Минобороны России запустило фейк, что якобы они уже полностью контролируют Изюм – ключ к Донбассу. Его взятие грозило бы окружением всей донбасской группировки, а также вражескими танками прямо у моего дома. Путин хочет захватить Изюм любой ценой. Но как в последнюю ночь перед бегством Януковича горожане под пулями на Майдане изменили ход украинской истории, так и сейчас, удерживая небольшой выступ южного берега Изюма, украинские военные изменяют ход мировой истории.

Когда началась война – мир рухнул. Случилось неотвратимое. Это как если бы астероид врезался в землю, и в одночасье весь привычный мир исчез вместе с повседневным общением, работой, проблемами и маленькими радостями. Впереди только пустота. Через некоторое время – новый шок. Оказывается, что это не просто пустота, а разрушения, страдания и смерть. Ведь оккупанты воюют не только с армией, а со всеми жителями, убивая без разбору и детей, и стариков. Это иррациональное Зло, с которым невозможно договориться. Его можно остановить только силой. И вот теперь начинает приходить новое понимание – Украина защищает от Зла не только себя, но и Европу, а может быть и весь мир, который будет уничтожен в Третьей мировой войне, если это Зло не остановить здесь и сейчас.

Я решил остаться в Славянске, потому что чувствую, что тут нужней. Однако студентам все труднее присоединяться к занятиям по интернету. Вот на связи студент из Лимана, говорит, что у них снова тихо, хотя только что перед этим был очень сильный взрыв. Я сообщаю, что у нас в Славянске тоже тихо, но вчера все время гудели сирены, а позавчера весь день была слышна канонада и взрывы ракет. Одна из них легла совсем рядом с моим домом. Вот так, обменявшись сведениями, начинаем семинар.

Обычно подлет ракет я не слышу. Их удар ничто не предвещает, как вдруг тишину и спокойствие разрывает взрыв, и уже потом включаются сирены. Но в тот раз я отчетливо слышал нарастающий свист, успел оценить ситуацию и понял, что уже ничего не успеть. Было только чувство неотвратимости, как если на огромной скорости врезаешься в стену. Какой-то человек сейчас хладнокровно нажал кнопку, чтобы убить тебя. А где-то далеко, обычные люди, которым ты не сделал ничего плохого, говорят, что Путин правильно поступил, что послал его убивать тебя. Кто-то из них даже начинает ханжески возмущаться, говорить, что происходящее ужасно, хотя все равно виноваты все, и ты сам тоже.

Взрыв оказался близко, но окна уцелели. Пошел на улицу смотреть на огромное поле огня. Впечатляет! Если бы такое взорвалось около дома, никакой подвал не спас бы. Выражение «русская рулетка» наполнилось новым смыслом. Пока стреляют одиночными ракетами, вероятность попасть под удар относительно небольшая, хотя люди гибнут. Но вероятность погибнуть возрастает многократно, когда начинают интенсивно обстреливать города – Рубежное, Северодонецк, Изюм и Марьинку, которые сейчас штурмуют. Быть может враг скоро начнет мстить и нам за провалы при штурме, тогда опасность для занимающихся со мной студентов тоже возрастет многократно.

Риски для моих друзей из церкви «Добрая весть», которые под обстрелами вывозят людей из осажденных городов, уже сравнимы с игрой в «русскую рулетку» с настоящим револьвером. Из нескольких автобусов один обязательно попадает под обстрел. Все договоренности о днях тишины в любой момент могут быть нарушены. Оккупантам разрешено по своему усмотрению применять оружие против мирных жителей. Они могут запросто расстрелять автобус с детьми, прекрасно зная, кто там едет. Это результат расчеловечения.

Почему люди так по-разному ведут себя? Украинцы рискуют жизнью даже ради домашних животных. В Харькове горожане погибали ради зверей, спасая их из зоопарка под обстрелами российских военных. Расчеловечение возникает, когда ломается внутренний стержень личности – его свободная воля. После этого из человека можно слепить монстра, готового убивать, но не способного проявлять инициативу. 

Война показала, что мотивированность и моральный дух важнее военно-технического превосходства. Российские военные уже перед вторжением были сломлены. Они не совершали выбор и оказались жертвами обстоятельств. Поэтому адские обстоятельства привели к потере их человеческих качеств. Украинцы же воюют осознанно, понимая, что они защищают своих близких, поэтому побеждают врага даже в самом отчаянном положении, когда это кажется невозможным. Участие в войне для них является внутренним выбором, следуя которому они сохраняют человечность в любых условиях, даже адских.

Н. Карпицкий. 20 марта 2022. Украина. Двадцать пятый день войны

Мой десятый пост после начала войны. Сегодня с утра было непривычно тихо. Позавчера постоянно выла сирена и раздавались взрывы – обстреливали Краматорск, попадали в жилые дома, были жертвы, а сейчас тишина. Когда живешь близко к фронту, то чувствуешь только ситуативный страх, когда угроза непосредственная. Стоит затихнуть, и тут же наступает расслабление, как будто возвращаешься в прошлое, в мирную жизнь… до следующего обстрела. Такова психология войны.

Поскольку воскресенье, решил пройтись по городу тем же маршрутом, что и неделю назад – до церкви «Добрая Весть». В тот раз на улицах было пустынно, а сейчас много людей, то ли погода хорошая, то ли просто к войне привыкли. Все-таки привыкли. Когда возвращался, раздался далекий одиночный взрыв от ракетного удара, и никто на него не обратил внимания. В церкви тоже было раза в два больше людей, чем на прошлой службе, более двух сотен. В такие моменты хочется забыть про войну, но в голове стучит: «Мариуполь… Мариуполь…» Ведь наше спокойствие здесь в этот же момент оплачивается гибелью жителей Мариуполя.

Встретил в церкви Юрия Коротича, с которым мы познакомились три года назад в Марьинке – городе, непосредственно примыкающему к Донецку. Там от центра города до позиций оккупантов около двадцати минут ходьбы. Рассказал ему, что занятия у нас проходят, как обычно, по интернету, правда некоторым студентам приходится подключаться прямо из подвалов во время бомбежек. Юрий сообщил, что у него такая же ситуация, и теперь он проводит богослужения с общиной Марьинки по интернету. Люди тоже сидят в подвалах, город постоянно бомбят и атакуют с применением бронетехники. Захват Марьинки позволил бы оккупантам расчленить всю донбасскую группировку пополам, но украинские военные с самого начала войны стоят там как вкопанные и ни на шаг не отступают.

Уже две недели идет грандиозное сражение на Донбасской дуге. Враг поджимает сразу с нескольких сторон – Марьинка, Изюм, Рубежное, Северодонецк, Угледар. По значимости это сражение такое же важное, как и сражение на Курской дуге для Второй мировой. Есть у нас и свой аналог блокадного Ленинграда – Мариуполь, который, правда, находится в гораздо в более бедственном положении, и противник его осаждает гораздо более жестокий. 

В прошлое воскресенье я спрашивал у волонтеров, как там в Изюме, на южном берегу которого закрепились украинские военные. Тогда уверенности не было, что получится выстоять. Враг очень сильно превосходил по военному потенциалу. Изюм – последний рубеж, который удобно защищать, если его прорвут, то нависнет угроза полного окружения донбасской группировки. Его отчаянно штурмовали всю неделю. Российские военные с поля боя трупы не забирали, так волна за волной прямо по ним и шли как зомби. По сути, они и есть зомби, так как уже все приговорены Путиным к смерти.

Я даже прикидывал, что буду делать если у нас в Славянске начнутся уличные бои. В это воскресенье у меня уже появилась надежда. Враг выдыхается, и невозможно сосчитать, сколько положил убитыми. Поэтому в официальную сводку они не попадут. Если за неделю он так и не прорвал оборону, то вряд ли теперь вообще прорвет. Последние несколько дней шли уличные бои в Рубежном. Утром пришло сообщение, что город под нашим, украинским контролем. Похоже, что мы выстоим на Донбасской дуге. Но вот Мариуполю, где враг планомерно проводит геноцид жителей, сейчас помочь невозможно.

Это иррациональная война с иррациональной жестокостью. Постоянно приходят сообщения о зверствах. В городе Кременная (недалеко от Рубежного) танк просто так расстрелял дом престарелых. Погибло 56 человек. В Мариуполе разбомбили школу, в которой пряталось 400 человек. При этом Путин не смог даже внятно объяснить, зачем он вообще развязал войну и чего добивается, если не считать целью физическое уничтожение Украины. Но эта цель совсем уж иррациональная, чтобы ее можно было как-то функционально учитывать где-либо, например, в переговорах. Потому непонятно, как переговоры вообще технически возможны.

Вообще, это беспрецедентно – война, которая развязана без всякой причины и повода только потому, что так захотелось одному неадекватному человеку, считающему себя президентом. Подобно тому, как мы в Украине перед войной гадали, нападет ли Путин или все же он сохранил частички здравого разума, сейчас в Европе гадают, применит ли он ядерное оружие и нанесет ли и по ним удар? От себя скажу, что вероятность этого довольно маленькая, примерно такая же маленькая, какой была вероятность широкомасштабного вторжения в Украину. Но эта вероятность осуществилась. Именно поэтому западные страны не передают Украине наступательное оружие – боятся.

Ясно одно, война может закончиться только тогда, когда все виновники агрессии предстанут перед международным трибуналом. После этой войны придется создавать новую систему международной безопасности, дабы никогда больше существование цивилизации не зависело от психического состояния одного неадекватного человека.

Надежда Сухорукова. Записи из блокадного Мариуполя 02.03.2022 – 20.03.2022

Источник: Страница в фейсбуке Надежды Сухоруковой

02.03.2022

Под обстрелами как-то не очень легко наладить жизнь. Прислушиваешься к каждому звуку и разделяешь их на радостные и страшные.

Раньше, например, я очень злилась когда соседи сверху устраивали танцы и песни народов мира после одиннадцати ночи. Сейчас я люблю каждый их шаг над головой. Они гупают как пони средних размеров.

Но я не злюсь, наоборот, я радуюсь. Они мои родные соседи. Они не уехали из дорогого Мариуполя, они здесь, со мной, им непросто, но они сильные и настоящие. И пусть гупают сколько угодно. Пусть переставляют мебель круглосуточно. Главное, чтобы с ними все было хорошо.

А звук родных голосов, которые ты слышишь по телефону. Так важно спросить: "Как ты?" Одна моя знакомая всегда отвечает: "Как и весь город". Подружка уверяет "Не всремось", и сообщает, что она сейчас в коридоре пережидает обстрел. Мне становится спокойнее, потому что я тоже в коридоре и мы как бы вместе.

Я пытаюсь выгуливать собаку до комедантского часа и между обстрелами. Правда, никогда не получается погулять именно в затишье. Пока мы спустимся со своего пятого, без лифта, начинает страшно бахать. Чуть не забыла. Я всегда крещусь перед выходом. Потому что мне немного страшно.

Я и Энджи летим на любимую полянку под мерзкие звуки. Их не перепутаешь ни с чем. Впечатление, что бьют огромным молотом по железной крыше, или, если летят ГРАДы, то ощущение, что приближается огромный поезд-убийца, от которого трясется земля и стынет кровь в жилах.

Мы с Энджи знаем, что происходит. Мой любимый город убивают проклятые российские оккупанты. Мы их ненавидим, и желаем им смерти. Я не знаю, как объяснить собаке какого хрена они к нам припёрлись. И почему убивают наших украинских людей.

Энджи догадывается, что звуки, которые мы слышим на прогулке – это звуки смерти. Поэтому делает всё быстро. Мое дело потом собрать какашки и выкинуть в мусор. Война не повод загрязнять мой город. Его и так пачкают снарядами мерзкие подонки из соседней страны.

Ещё я люблю звуки дождя и звуки надежды. Это когда кто-то приносит добрые вести. "Наши уничтожили целую колону танков, знаешь? Сбили самолёт, который четыре раза бомбил Сартану". А ещё есть звуки уверенности в том, что мы победим. Когда в каждом городе убийцам кричат, что они уроды и что города, в которые они пришли -это Украина. Их сюда никто не звал. Они здесь лишние. А потом кидаются на танки голыми руками и не пускают колонну БМП в свое село.

Да, нам тяжело и страшно, но оркам ещё тяжелее. Их головы накрывает такая ненависть, такие проклятья, которые могут убить без оружия и снарядов.

Для чего вы нас разозлили, камикадзе недоделанные?

02.03.2022

Я все время хочу спать. Постоянно. Как будто в меня вселился сонный слоник. Я клюю носом даже во время страшных артобстрелов. Сижу такая спокойная – спокойная и считаю бахи.

Наверное, так мой организм реагирует на опасность. Он отмораживается. Я все делаю на автопилоте. Командую собаке, хватаю кота и бегу в коридор. Кот уже смирился со своей участью быть схваченным и вынесенным в коридор. Йося даже не сопротивляется. Только мяукает возмущённо, но не вырывается как раньше.

А ещё я не хочу есть. Совершенно. Просто не лезет ничего. Когда пыталась похудеть на диете – это был адский труд. Ничего не получалось. Еда снилась по ночам. Организм требовал подкрепиться каждый час.

Сейчас, с трудом в себя что-то впихиваю. Только, чтобы были силы. И пить тоже почему-то не хочется. Я превратилась в верблюда. Как корабль пустыни двигаюсь медленно, долго жую какую-то колючку и редко пью. Думаю, сейчас работают мои внутренние жировые запасы.

Сегодня встречалась с маленькими племянниками. Они пришли из дома рядом, который безопаснее маминой девятиэтажки, потому что там есть убежище. Только когда увидела этих малышей, поняла как скучала по ним.

Весельчак Кирюха кричит и бегает, как ни в чем не бывало. Когда обстрелы четко идёт в безопасное место с одеялом и подушкой. Дети уже знают, как действовать лучше меня.

Вареник очень переживает за уроки. Ее учительница присылает задания, а сделано ещё не всё. Приходится отрываться и спускаться в подвал. Она читает книгу про какую-то девочку- блогершу. Прочитала восемнадцать страниц, а ещё более двухсот. Из-за обстрелов часто вырубается свет, поэтому Вареше приходится использовать фонарик.

Сегодня дети спали в подвале. Там очень холодно и темно. Но зато почти не слышно, как Марик осыпают градами и смерчами.

Я не могу понять, с кем воюют эти утырки? С детьми, с женщинами, с новорожденными, с врачами, с пациентами? Почему эти гоблины бьют по школам, детским садам, больницам, роддомам? Они превратились в убийц детей и террористов.

Придурки российские, у нас гибнут дети, их родители хотят до вас добраться, чтобы задушить голыми руками. Что вы забыли на нашей земле? Наверное, свою смерть.

Я мечтаю, чтобы прекратились эти жестокие обстрелы и мой прекрасный город проснулся от страшного сна. Но самое заветное желание у меня одно. Я его каждый день повторяю, как заклинание: #путинсдохнипрямосейчас

02.03.2022

Это очень страшно, когда не можешь дозвониться до родных. Война не даёт. Я в Мариуполе. У нас с утра не работает Киевстар. Стреляли из оружия разных калибров, в основном – крупных. Те, кто в других городах сходят с ума от страха за близких. Близкие не могут им объяснить, что это происходит из-за перебоев со связью.

У меня телефон на две карточки, одна, пока работает. Свет перебит, воды нет, тепла тоже. В Мариуполе мертвая тишина. Город, как будто затаился. По подоконнику стучат капли дождя.

Не хочу думать о плохом. Все обязательно будет хорошо. Для нас. Для Мариуполя. Для Украины. А знаете, что интересно? Сейчас, когда страшно и тяжело – я пишу. Значит, получается – это моё? Очень жаль, что я не поняла этого раньше. Столько времени потеряла зря. Обещаю, если утро будет добрым, посвящу жизнь этому занятию. Сто процентов. Надеюсь, и утро будет, и книги будут.

Хотела сказать, что как-то плохо воспринимаю сейчас шутки и пустые разговоры. Мне хочется молчать и слушать свои мысли. Они испуганные, как у маленькой девочки, которая заблудилась в темном лабиринте и выбраться оттуда не может.

Такая ночь уже была, кажется..или похожая. Без света, связи и в тишине. Потом стало легче, потому что в каком-то районе города включили свет, мы об этом узнали и выдохнули.

Сейчас самое сложное – отсутствие информации и общения. Как будто наши голоса и посты могут реально помочь.

Семь, или восемь дней войны изменили всю нашу жизнь. Она сейчас движется по законам военного времени. И каждый день – идёт за год. Уже не верится, что когда-то было иначе.

Нам нужно обязательно заглянуть в утро. Молитесь о нас и верьте, что наше утро будет добрым. Самые темные часы обычно перед рассветом.

18.03.2022

Привет, любименькие, я жива и теперь буду жить долго. А мой город умирает мучительной смертью. Двадцать дней я умирала вместе с ним. Я была в аду. Я не герой, я обычный человек и мне было страшно умирать. Последние три дня по моему городу лупили каждую минуту. Без перерыва.

От гула самолётов внутри меня все леденело. В нашем подвале молились все и просили, чтобы бомба пролетела мимо. Когда содрогалась земля мы выдыхали. Но мимо это не значит в никуда. Мимо – это значит не в нас.

Знаете, как это, когда в подвале всегда темно и горит тусклая свечка, а ты не уверен день сейчас или ночь? Когда, чтобы выйти из подъезда нужно иметь особенное мужество. И ты кидаешься к каждому кто вернулся снаружи с вопросом, какие там новости?

Тебе монотонно рассказывают, что прямое попадание сегодня было в 105 дом. Второй подъезд, начиная с третьего этажа горит и скоро пламя сожрёт следующие этажи, а вокруг сплошной пепел, стекла и пакеты из, заполненных до темного дымного неба, мусорных контейнеров, которые никто не вывозил уже больше двух недель.

А и хрен с ними, с контейнерами. Трупы твоих соседей и знакомых никто не вывозит. Погибшие лежат в подъездах, на балконах, во дворах. И тебе ни капельки не страшно. Потому что самый большой страх – это ночные обстрелы.

Знаете, на что похожи ночные обстрелы? На смерть, которая вытягивает из тебя все жилы. Ночью нельзя спать. Потому что снятся мирные сны. Ты выныриваешь из них и погружается в кошмар.

Сначала идут звуки. Металлические мерзкие звуки, как будто кто-то поворачивает огромный циркуль и измеряет расстояние до твоего убежища. Чтобы поточнее ударить. Потом летит снаряд. Ты слышишь как огромный молоток колотит по железной крыше и затем страшный скрежет, как будто огромным ножом разрезали землю, или громадный железный великан идёт в кованых сапогах по твоей земле и наступает ногами на дома, деревья, людей.

Ты сидишь и понимаешь, что не можешь даже двигаться. Ты не можешь убежать, нет смысла кричать, нет смысла прятаться. Он все равно найдет тебя, если захочет.

А потом наступает тишина. Она мертвая. В это время мы ждём, что же ещё прилетит. И если появляются новые звуки – цепенеем. Потому что не понимаем, что они означают. Какую смерть: быструю или страшную и мучительную?

Кажется за несколько недель на нас испытали все виды оружия. Какая им разница из чего нас убивать? Но нет, к процессу убийства они подходят творчески и разнообразно. Хочется стать горошинкой и закатиться в щели подвала. Может быть так есть шанс выжить?

Я научилась жить без света, газа, электричества. Есть не хотелось, воду старалась пить экономно. Потому что даже подумать было страшно, что нужно выйти за водой наружу. Ее привозили обыкновенные люди и раздавали бесплатно. За ней выстраивались сумасшедшие очереди странно одетых людей, которые разбегались от воды только в том случае, если над ними свистели мины.

Мне кажется никто из нас все это время не смотрелся в зеркало. Если честно было пофиг на свою красоту. Это стало совершенно не важным. Потому что был очень большой процент, что через минуту ты будешь мертвым и уже без разницы, как выглядит твое отражение.

Мои волосы стали ужасными. Они превратились в паклю. Но это тоже не волновало. Все ходили в шапочках. Их натягивали до глаз, потому что на умывание драгоценную воду тоже никто не тратил. Я мечтала о двух вещах, чтобы не стреляли и принять горячий душ перед смертью.

Знаете, что я увидела, когда меня забрали друзья и везли из Мариуполя? Я не узнала свой город. Слишком долго сидела в подвале, а его за это время уничтожили окончательно.

Я увидела мертвые дома, обугленные стены, вырванные с корнем деревья, оборванные провода с флагом и убитых людей на дороге. Но самое страшное было не это.

Мы ехали мимо пятнадцатиэтажки с выбитыми стеклами. На улицу развевались шторы и гардины. Мне показалось, что этот дом почти не пострадал. Но мы его объехали.

Позади дома была вырванная стена и изрезанные осколками балконы, вынесенные взрывной волной окна. Это был дом перевёртыш. Как загримированный покойник. Издалека живой, а вблизи мёртвый. И таких домов было сотни.

Я хочу сказать, что от страха предала своего рыжего Йосика. Я оставила его дома. Не успела забрать с собой. Побоялась подняться в квартиру. Накануне не стала брать его в убежище, потому что он мог там потеряться. Лучше бы он потерялся там. Я оставила нежного и доброго котика в аду. Потому что сломалась. Мне страшно представить, каково ему там. Я трусливый предатель. И мне нет прощения.

В этом аду остались люди. Они не могут выехать. Их бросили все. Люди ни в чем не виноваты, как и мой рыжий Йосик. Не будьте трусливыми предателями. Пожалуйста, даже если мы не можем спасти Мариуполь, помогите спасти мариупольцев. Это сотни тысяч человек. Они хотят жить.

18.03.2022

Моя соседка сказала, что Бог ушел из Мариуполя. Он испугался всего, что увидел. Об этом она сообщила неделю назад, а позавчера перед самым нашим отъездом прибежала в наш подвальный отсек с сообщением, что горит дом, через один от нашего. "У него какое-то странное оранжевое пламя",- сказала она. "Я никогда такого не видела. Молитесь девочки "

Мы тогда не знали, что через полчаса уедем из этого города и этой реальности. Мы сидели и молились. Я читала " отче наш" и почему – то забывала слова. Этой молитве меня научил муж. Я не видела его с начала войны. Я виновата перед ним. Потому что уехала к маме в гости, а потом не смогла приехать к нему. Мне очень хочется услышать его голос. Мне хочется ещё один маленький шанс. Чтобы сказать самые важные слова. Которые почему-то не стала говорить, пока, была связь.

Каждый день в Мариуполе мы ждали, что все улучшится. Мы верили, что война вот-вот закончится и все будет по-прежнему. Всего неделю назад мы ещё выходили на улицу. Однажды между бомбежками поехали в Красный крест на Торговую. Дочь моей подруги недавно родила сына. Его назвали Никита и он жил в подвале. На улицу мы его почти не выносили из-за бомбёжек и недельный ребенок не видел солнца совершенно.

Ради него мы поехали в машине подруги с надписью "Дети". Эта надпись ни от чего не защищала. По дороге нам встретилась такая же машина, с такой же надписью, только разбитая и обгоревшая. В нее попал снаряд и она стояла на правой полосе. Ехать было очень страшно. Но некоторые дома ещё были целые. Ещё не разбили роддом, не погиб муж моей коллеги и в нашем районе по улицам ходили одинокие прохожие.

Улицы куда мы приехали больше не было. Там были руины. Вместо большого магазина огромная яма. Вниз от него ни одного целого дома. Я не узнавала эту часть города. Люди, которые разбирали завалы, сказали, что накануне днём сюда упала авиабомба. Ребята из красного креста собирали стекла. Девушка была удивительно спокойной и на мой вопрос"Как вы?", ответила "Все хорошо" и улыбнулась. Это было так странно. Мы не улыбались уже много дней.

Ни смеси, ни памперсов там не было. Нам сказали, что их передали в роддом. Мы решили, что пойдем туда завтра. Дочь подруги рассказала, что зав. отделением удивительный человек. Он, его врачи и медсестры жили там круглосуточно, не ходили домой. Во-первых было опасно, а во-вторых не было замены. А женщины рожали. Без света и воды, в холодном родзале и под бомбежками. Когда в отделении кончилась еда, врачи стали отдавать роженицам свои запасы. Все, что у них было. Главврач приносил бутерброды из сыра и колбасы. Хлеба не было. Его просто негде было купить. Вообще ничего нельзя было купить. Сначала магазины были закрыты, потом их стали грабить.

Не было ни одной аптеки. Их тоже ограбили. Мои таблетки для сердца заканчивались и впереди маячила суровая альтернатива. Погибнуть от снаряда или от остановки сердца. И то, и другое мне не очень нравилось. Помогла незнакомая женщина. Соседка наших друзей. Кажется ее зовут Лена. Она отдала часть своих лекарств. Бесплатно.

Когда у людей закончилась вода пошел снег, потом дождь. Мама говорила: "Нам помогает природа". Стреляли по нашему району тогда не так интенсивно и возле подъездов собирались две категории соседей. Одни готовили еду на костре, вторые с ведрами стояли под водосточным трубами.

Мы тогда ещё общались друг с другом. И я узнала, что на угол одной из улиц каждый день привозят воду из горводоканала. Возит ее в огромной бочке обыкновенный мариуполец по собственной инициативе. Он приезжает каждый день, а потом стоит под обстрелами и наполняет баллоны людей бесплатной питьевой водой. Люди периодически убегают оттуда, когда сильно стреляют и становится опасно, ругаются друг с другом за место в очереди, а водовоз молча наполняет им баллоны.

Я не знаю, как зовут этого человека и надеюсь, он выберется из ада живым. Потому что очень хочется, чтобы он прочитал эти строки и услышал мое спасибо, которое я ему тогда сказать не успела.

18.03.2022

Я все ещё не могу понять, как люди могут переживать о чем-то, кроме жизни. Когда мы выбрались в первое безопасное место и увидели киоск с хлебом, мы его скупили весь. Мама моей подруги требовала у меня купить батонов и кирпичиков, как можно больше. Она говорила :"Вдруг мы поедем дальше и его не будет ? Мы опять будем сидеть в подвале без хлеба".

Я до сих пор не могу понять, как люди могут волноваться из-за такой чепухи, что у них старый телефон или недостаточно большая зарплата. В нашем подвале мне не пригодилась ни одна гривна. А телефон умер через день после отключения света. Мои маленькие племянники спали одетыми. И не только потому что было адски холодно, но и потому что если упадет бомба, нас засыпет, а мы останемся в живых, то выбираться из-под завалов лучше в обуви и куртках.

Знаете, спустя десять дней постоянных обстрелов я стала чувствовать их начало. У меня противно пустело в груди и не хватало воздуха. Я лежала на двух стульях, в отсеке с серыми ледяными стенами. Надо мной и подо мной были трубы, рядом на досках и матрасах моя семья с белобрысыми маленькими племянниками, семья моей подруги и собака Энджи, которую мы затаскивали и вытаскивали из подвала насильно. Она категорически не хотела гулять на засыпанном пеплом и стеклами дворе, ни минуты.

Выгуливать собаку – был адский ад. Потому что бомбили не переставая. Я приоткрывала дверь подъезда, выталкивала собаку и обречённо смотрела, как она сначала бежала со ступенек, пытаясь найти место среди осколков на выжженной земле, потом ушастая приседала, но тут противно пищала и взрывалась близкая мина и она бежала назад. Мы пережидали минуту и начинали по новой. Я стояла в проёме двери и плакала. Мне было очень страшно. Энджи тоже было очень страшно, но она не плакала, а смотрела на меня снизу страдающими карими глазами. Она не могла понять, что происходит.

Наш подвал состоял из множества отсеков. Во многих были люди. В одном даже совсем крошечные дети. Рядом с нами располагалась семья – взрослый сын и его пожилая мама. Они были очень спокойными и сдержанными, угощали наших детей конфетами и печеньем, отдали нам масло и сало, потому что собирались уезжать. Наши дети были настолько напуганы, что почти ничего не ели. Но конфеты и печенья слопали сразу. Это было настоящее сокровище и маленькая радость в мрачном гудящем от взрывов подземелье. Они даже повеселили.

Семилетняя Варя впервые с начала войны попросила рассказать про свинку Пеппу и даже поверила мне, когда я пообещала купить ей любую куклу сразу как выйдем из подвала. Малявка только уточнила: "Магазины же все обворовали, как ты мне купишь?" Я ответила, что ни один игрушечный магазин не тронули и все куклы на месте.

Я смотрела на ее круглое личико, спутанные волосы, маленький носик, замотанную шарфом шейку и думала:"А вдруг я ее обманываю?" Я целовала её щёчки и грязные ладошки, и у меня от боли заходилось сердце. Я не была уверена, что мы переживём сегодняшнюю ночь. Варюша требовала и уточняла: "Честно купишь? Когда?"

Ее брат Кирилл почти не разговаривал с нами. Он очень испугался, когда мы были в другом подвале в частном доме и туда было прямое попадание в крышу. Крыша загорелась и надо было всем уходить. Мы бежали в гараж под страшным обстрелом. Вокруг все выло и взрывалось, а Кирюха кричал, перекрывая мины: "Мамочка, пожалуйста, мамочка! Я хочу жить! Я не хочу умирать!"

Пожалуйста, все кто может расскажите о Мариуполе всему миру. Мариупольцев убивают. Вместе с моими племянниками в подвалах были сотни детей. Многие там сидят до сих пор. Они хотят жить. Им очень страшно.

19.03.2022

Главное не сойти с ума, потому что страшнее бомб – неизвестность. Его зовут Леша и он все ещё там. Он мог уехать, но отказался категорически. Потому что в этом городе оставались его дети. За день до нашего отъезда, он пришел в наш подвал и принес еду, потому что мы уже не выходили на поверхность.

Тогда основной пищей была гречка залитая водой. Мы ждали, когда она разбухнет, а потом с трудом проглатывали по две ложки. Детей приходилось заставлять. В этой каше не было соли и вкуса. Леша принес нам тоже кашу, но с кусочками тушонки. Он и семья его сестры жили в доме у родителей.

Именно тогда я пообещала ему: "Если выживу – обязательно напишу о тебе". Он сказал: "Ты что такое говоришь? Ты выживешь обязательно".

Мы пришли в этот дом, чтобы оставить нашу собаку. Было очень страшно спускаться с пятого этажа и выгуливать ее дважды в день. Мы никогда не успевали до комендантского часа, потому что были сильные обстрелы. И спускаться по лестнице было страшно до судорог.

Несколько дней мы поборолись с кошмарным ужасом и сдались. Надели поводок и отправились с Энджи в прекрасный двухэтажный дом к нашим друзьям. Сначала оставили собаку, потом пришли сами.

Мы жили там больше недели. Пока не случилось прямого попадания в крышу и двухэтажный особнячок не сгорел. Я назвала этот дом – Ноев ковчег. Хозяева Максим и Наташа принимали всех, кормили и грели. Они делили запасы еды поровну, а людей все прибавлялось.

На первом этаже, в холле, под лестницей располагались 28 человек. В подвале у нас даже была Мадонна с младенцем. Дочь моей подруги с родившимся первого марта мальчиком.

На второй этаж мы практически не поднимались. Там было опасно. Только по утрам после страшных, гудящих от мин и снарядов ночей, бегали смотреть в окно на флаг на высоченном здании в центре города. Нам было важно знать, что над Мариуполем по-прежнему развевается сине-желтый.

В ковчеге мы даже могли заряжать телефоны. Сначала от генератора, потом от машин. Когда на ступеньках 105 дома появилась связь Киевстара у людей был праздник.

Под завывания и грохот снарядов, те у кого остались зарядки на телефонах звонили родным и близким в другие города. Дозвониться по Мариуполю было невозможно.

Я в первый раз за неделю набрала сына, который находится за сотни километров от этого ада. Он начал кричать :"Мама, вы живы? Все живы?" Я не знала, что именно людям в других городах известно о Мариуполе и стала рассказывать ему, что нас бомбят, забрасывают ракетами, убивают.

Потом ко мне подошли несколько мужчин и попросили узнать, как дела в других городах. У людей вообще не было никакой информации. Они жили в вакууме.

Парень в рабочей курточке все время спрашивал: "Киев наш, украинский?" Сын сказал, что все хорошо, что мы сражаемся, что враг несёт потери. Я повторяла каждое слово. Парень поднял вверх кулаки и погрозил ими гудящему над нами самолёту. В тот момент почему-то было не страшно. В тот момент казалось, что все плохое закончится очень скоро.

А потом стали поливать градами и ракетами. Выйти из дома было невозможно. За информацией ходил только Леша. Он грузил интернет и заливал новости. Мы их читали в Ковчеге все вместе.

Он ушел утром после ночных обстрелов. Проведать детей в другом районе города. Если честно я думала: он не вернётся. Пятнадцать километров пешком и под обстрелами.

Но он пришел через сутки. Это было чудом.

19.03.2022

Я выхожу на улицу в перерывах между бомбежками. Мне нужно выгулять собаку. Она постоянно скулит, дрожит и прячется за мои ноги. Мне все время хочется спать. Мой двор в окружении многоэтажек тихий и мертвый. Я уже не боюсь смотреть вокруг.

Напротив догорает подъезд сто пятого дома. Пламя сожрало пять этажей и медленно жуёт шестой. В комнате огонь горит аккуратно, как в камине. Черные обугленные окна стоят без стекол. Из них, как языки, вываливаются обглоданные пламенем занавески. Я смотрю на это спокойно и обречённо.

Я уверена, что скоро умру. Это вопрос нескольких дней. В этом городе все постоянно ждут смерти. Мне только хочется, чтобы она была не очень страшной. Три дня назад к нам приходил друг моего старшего племянника и рассказывал, что было прямое попадание в пожарную часть. Погибли ребята спасатели. Одной женщине оторвало руку, ногу и голову. Я мечтаю, чтобы мои части тела остались на месте, даже после взрыва авиабомбы.

Не знаю почему, но мне это кажется важным. Хотя, с другой стороны, хоронить во время боевых действий все равно не будут. Так нам ответили полицейские, когда мы поймали их на улице и спросили, что делать с мертвой бабушкой нашего знакомого. Они посоветовали положить ее на балкон. Интересно на скольких балконах лежат мертвые тела?

Наш дом на проспекте Мира единственный без прямых попаданий. Его дважды по касательной задело снарядами, в некоторых квартирах вылетели стекла, но он почти не пострадал и по сравнению с остальными домами выглядит счастливчиком.

Весь двор покрыт несколькими слоями пепла, стекла, пластика и металлических осколков. Я стараюсь не смотреть на железную дуру, прилетевшую на детскую площадку. Думаю, это ракета, а может мина. Мне все равно, просто неприятно. В окне третьего этажа вижу чьё -то лицо и меня передёргивает. Оказывается, я боюсь живых людей.

Моя собака начинает выть и я понимаю, что сейчас снова будут стрелять. Я стою днём на улице, а вокруг кладбищенская тишина. Нет ни машин, ни голосов, ни детей, ни бабушек на лавочках. Умер даже ветер. Несколько человек здесь все же есть. Они лежат сбоку дома и на стоянке, накрытые верхней одеждой. Я не хочу на них смотреть. Боюсь, что увижу кого-то из знакомых.

Вся жизнь в моем городе сейчас тлеет в подвалах. Она похожа на свечку в нашем отсеке. Погасить ее – нечего делать. Любая вибрация или ветерок и наступит тьма. Я пытаюсь заплакать, но у меня не получается. Мне жаль себя, моих родных, моего мужа, соседей, друзей. Я возвращаюсь в подвал и слушаю там мерзкий железный скрежет. Прошло две недели, а я уже не верю, что когда-то была другая жизнь.

В Мариуполе в подвале продолжают сидеть люди. С каждым днём им все тяжелее выживать. У них нет воды, еды, света, они даже не могут выйти на улицу из-за постоянных обстрелов. Мариупольцы должны жить. Помогите им. Расскажите об этом. Пусть все знают, что мирных людей продолжают убивать.

19.03.2022

Если бы мы не уехали этим утром нас бы уже не было. Меня, по крайней мере, точно. В нашем подвале людей становилось меньше. Они уезжали. Ходили слухи, что многие вырывались из этих кругов ада. Но это были слухи. Никто проверить не мог. Наши подвальные соседи исчезали один за другим. Как только кто-то находил бензин или друзей с машиной. Никто не прощался, никто не собирал вещи. Просто бросали всё и бежали к выходу.

К этой ночи больше половины отсеков подвала опустели. Наши соседи тоже собирались уезжать. Их останавливали бомбежки. Самолёты летали каждые полчаса. Думаю их было несколько. Потому что раньше они сбрасывали по две бомбы. А теперь земля содрогалась четыре, иногда, шесть раз в пять минут. Нас бомбили изо всех сил, как будто хотели закопать в землю каждый дом, каждое дерево, втоптать в огромную воронку каждую душу.

Мы не спали несколько суток. Вернее наше состояние можно было назвать полусном. День слился с ночью, глаза постоянно слипались, но тело было начеку. По теории вероятности в наш дом должны были скоро попасть. Они уже обдолбили все многоэтажки вокруг. От некоторых оставались половинки.

Я не знала есть ли там люди в подвалах. И если они там есть, что они чувствуют? Я не чувствовала почти ничего. Мне казалось, что на самом деле ничего нет. Что мне снится адский кошмар. Мне нужно проснуться. Скоро я открою глаза в своей кровати и пойду умываться и пить чай.

А потом великан гремел железом. Он снова ходил по моей земле. Этот звук перед началом обстрела сводил с ума. Было впечатление, что передвигали что-то металлическое, огромное и страшное. Что это могло быть?

У меня начинался ступор. Я боялась двигаться. Сидела на стуле, тупо смотрела на бетонный пол с отбившейся штукатуркой и думала, что это навсегда. Мне было все равно. Я хотела, чтобы это кончилось побыстрее. Туалета в подвале не было. Каждый ходил в свою квартиру. Мне нужно было подняться на пятый этаж. Я не могла себя заставить пошевелиться. Нужно было вылезти из подвала и попасть в подъезд. У меня на это больше не было смелости.

Мои маленькие племянники лежали на чужих матрасах я, застеленных одеялами из разных отсеков, в курточках, шапках, шарфах и обуви. Здесь до нас была семья азербайджанцев. У них 11 детей. Они уехали из города неделю назад. Говорят, доехали в безопасное место. Информация пришла из другого подвала, когда наш сосед по отсеку рискнул выйти на улицу, чтобы согреть воду на костре. Тогда была небольшая передышка. Не бомбили целых пятнадцать минут.

Мне было безумно жаль детей. Они почти не разговаривали. Никто не разговаривал. Слушали самолёты. Они летали совсем близко и бросали бесконечные бомбы.

Земля прогибалась, дом содрогался, в подвале кто-то кричал от страха. Я даже представить боялась, что там снаружи. Мне казалось дом стоял в центре, а вокруг рвались снаряды. Все было в воронках и осколках. Когда утром я увидела, что осталось от нашего двора у меня не было ни одной эмоции. Я просто стояла и смотрела. Это был не мой город.

По данным волонтеров из города выехали от 20 до 40 тысяч человек. Сейчас в Мариуполе остаются примерно 300 тысяч горожан. Их продолжают убивать. Пожалуйста, расскажите об этом всему миру. Люди хотят жить.

20.03.2022

Знаете, как страшно расставаться сейчас даже на несколько минут? Я повторяю себе, что я уже не в аду, но продолжаю слышать гул самолётов, вздрагивать от любого громкого звука и втягивать голову в плечи. Мне страшно, когда кто-то уходит. Там, в аду, не все уходящие возвращались. Пока не разбомбили дом наших знакомых, в нем собирались множество людей. Многие забегали между обстрелами и рассказывали, что видели на других улицах.

Хрупкая девушка Аня из пятнадцатиэтажки приходила каждый день. Ее родители жили возле школы на Кирова и она очень волновалась за них. Перевести к себе не могла. Для них расстояние в две остановки было непреодолимым. Ее квартира под самой крышей. Самолёты, которые бомбили город, кружили, казалось, над самым чердаком.

Каждый день Аня шла к родителям под обстрелами. Мины свистели вокруг и ложились рядом с ней. Она падала на землю и закрывала голову руками Ей было очень страшно. Путь был не очень длинным для мирного времени, но во время бомбёжек практически непроходимым. Анна шла по нему дважды, туда и назад, и видела как все менялось. Ещё вчера целые дома, становились за ночь руинами. Они стояли пробитые насквозь с черными глазницами выгоревших окон.

Я считала ее героем. Она навещала родителей и приходила в дом на Осипенко, чтобы выдохнуть, перед возвращением в свою квартиру. Пила воду, становилась в проёме дверей и молчала. Иногда приносила драгоценные памперсы или крем для недельного Никиты. Младенец жил в подвале этого дома после своего рождения. Был похож на желтенького цыпленка. Ему катастрофически не хватало солнца.

Каждый день Аня менялась, как и город. Она становилась все прозрачнее, а темные круги вокруг глаз все больше. Аня ничего не ела. Говорила: "Не могу ничего впихнуть в себя, не лезет". О том что видела во время своих походов не говорила. С нами было много детей и Аня не хотела никого пугать.

Когда по нашему району стали лупить без остановки, стала ходить к родителям раз в несколько дней. Я думала, что она настолько хрупкая и прозрачная, что осколки ее просто не задевали. После того как снаряд попал в дом наших знакомых и мы перешли в другой подвал, больше ее не видели. Она и сейчас в Мариуполе. У нее нет машины, старенькие родители и несколько кошек.

11 марта погиб муж моей подруги. За день до этого они приходили к нам и мечтала, что встретятся после войны. Витя, муж моей подруги, оператор от Бога, но молчун, в этот раз твердо пообещал, что обязательно встретимся после победы. А потом не сдержал свое слово.

Через день, когда все гремело и лязгало, как будто гигантское стекло резали железной пилой, близко гудел самолёт, дети были в подвале, а взрослые лежали на длинном диване и закрывали головы подушками. Я ещё и зажмуривалась. До сих пор не понимаю для чего. Мне казалось, что подушка меня спасет от бомбы. В этот момент в дом вбежал 13 -летний Саша. Он закричал:"Я Саша! В наш дом только что прилетело. Это пипец". Мы спросили:"Где мама, все живы?" Он ответил, что все, только папу засыпало, а мама его откапывает.

Потом оказалось, что папу засыпало навсегда. Лучший оператор, очень светлый человек, любящий папа и муж, спокойный и добрый, лежал с разбитой головой и неестественно подогнутой ногой в собственной квартире на девятом этаже. Похоронить его было нельзя. Достать тоже. Через несколько дней весь подъезд вместе с Витей сгорел. В дом снова было прямое попадание.

Там, в Мариуполе, многое было не важным. Мы ели из одной тарелки, чтобы не тратить воду на мытьё, спали на матрасах все вместе, так было теплее, носили шапочки и кидались к каждому встречному, чтобы узнать новости из соседнего двора. Мы забыли о том, что есть магазины, что можно включить телевизор, пообщаться в соцсетях, принять душ или лечь спать в настоящую постель.

Сегодня стало известно, что из города за все время блокады выехали меньше 40 тысяч человек. В аду по-прежнему сотни тысяч людей. С каждым днём им становится все труднее выживать. Пожалуйста, помогите им. Рассказывайте правду о моем городе.

20.03.2022

Люди, скажите мне, что вы делаете? Считаете, что можете наживаться на чужом несчастье?Хотите заработать все деньги мира? Во всех областях цены на квартиры баснословные. Вы уверены, что деньги стоят человеческих жизней? Вы в этом уверены?

Мои любимые мариупольцы все ещё живут в подвалах. В холоде, без света и воды. Их дома содрогаются от взрывов, их жизнь страшнее ада, они теряют близких и не могут их похоронить.

Они делятся друг с другом последними лекарствами, продуктами, душевным тепло. Люди, прошу вас, подумайте! Пока стоит Мариуполь, пока он защищается – вы в безопасности. Мариупольцы мучаются и страдают, погибают под бомбами, а вы с них тянете деньги?

Что вы делаете, на ком хотите заработать? Уверяю вас за две недели в подвале, я не потратила ни одной гривны. Их там просто негде было тратить. Никто ни у кого не вырывал оставшуюся еду из рук. Все делились. Мои друзья и близкие, мои соседи и даже малознакомые люди помогали чем могли. Бесплатно.

Когда мы приехали в Мангуш очень хороший человек поселил нас, 16 взрослых и детей, собаку и котов в свой красивый дом. Мы спали в теплых постелях, мылись в ванной и ели из разных тарелок за накрытым столом. Я спросила "Сколько это стоит?". Он ответил: "За кого вы меня принимаете?"

А его односельчанин продавал голодным людям на разбитых и обстрелянных машинах, в грязных куртках, с перевязанными головами и руками, с замученными от бессонных ночей детьми, брынзу и творог за пятьсот гривен. Мы, пока ждали очереди на проезд, купили, потому что очень хотели покормить детей.

За день до отъезда в нашем подвале заканчивалась еда. Мы ели холодную гречку, залитую водой. Я боялась, что моей собаке не достанется и свою порцию отдала ей. Я почему-то была уверена, что эта ночь для нас станет последней. И не хотела, чтобы Энджи ушла на радугу голодной.

Соседи по подвалу делились с нашими детьми печеньем тоже бесплатно. Никому не приходило в голову просить за это деньги. Это вообще был какой-то абсурд.

Знаете, что на протяжении десяти дней семья из четырех человек, из которых двое детей принимала в своем доме 28 мариупольцев. Потому что их жилье либо разрушено снарядами, либо находилось в эпицентре взрывов. Они кормили людей из своих запасов, давали воду, возможность спрятаться от бомбёжек. И не взяли ни копейки.

А когда в крышу этого ковчега прилетел снаряд вывели всех в подвал гаража, чтобы пересидеть особенно страшный обстрел.

Прилет в дом случился днём. Мы сначала не хотели выходить из комнат. Мне показалось, что звук был настолько сильным, что наш ковчег развалится на кусочки. Но он выстоял. Пятнадцать человек продолжили сидеть, закрыв голову руками и слушая свист и скрежет за окнами. Было впечатление, что все рвалось вокруг дома.

Через несколько минут прибежали соседи и стали кричать: "Вы живы? У вас нет крыши!"

Над двухэтажным домом без крыши шумел огонь, а соседи и незнакомые люди гасили пламя, набирая дождевую воду из старого бассейна, под снарядами ГРАДов.

Представляете, они рисковали жизнью просто так. А могли попросить несколько тысяч гривен за услуги. Так же, как и те, кто сейчас наживаются на моих друзьях и соседях. Не страшно вам? Ничего не боитесь?

Мама моей подруги надела на голову огромную выварку и полезла в огонь спасать мою собаку. Интересно сколько я должна была заплатит ей за это? В какой валюте?

Все это время был страшный обстрел, я боялась выйти из гаража. Мне было страшно. Я оказалась самым бесполезным человеком в экстремальных условиях. Просто стояла, смотрела в небо и молилась. Я никогда до этого времени столько не молилась.

У меня хорошая память, но в тот раз я снова забыла слова молитвы. Я просто просила:"Господи, пожалуйста, пусть мы будем живы. Ещё денечек, пожалуйста. Но если нельзя, то ладно. И всё-таки постарайся. Я больше никогда никого не обижу, только не убивай нас, Господи"

Сколько мне теперь нужно заплатить ему, за то, что он оставил меня в живых? Какая будет цена в условиях военного времени?

Сегодня я узнала, что на бомбоубежище в школе искусств на Левом берегу оккупанты сбросили бомбу. Там прятались более трехсот человек. Мариуполь продолжают уничтожать. Пожалуйста, Господи, помоги людям остаться в живых.

20.03.2022

Пишу я, Наталья Дедова.

9 дней назад, 11 марта, в обед, мой мир рухнул. Две мины. Первая – в нашу спальню. Там я и мама. Вторая – в нашу кухню. Там – Витя.

Бетон сыпится на голову. Его тут же вдыхают лёгкие. Потом – очень сильный удар в висок и затылок. Кровь капает на банный халат, заливает уши. Маму и меня спасают шапки.

Я кричу: "Саша!". В ответ: "Мама, я здесь!". Потом, в коридоре, в бетонной пыли, спотыкаюсь о свёкра. У него – ни царапины. И только возле лифта понимаю: не вижу и не слышу Витю. Я была в нем уверена!

Последняя фраза: "Саша, у меня нет света!". И Саша даёт фонарик, хотя в комнате – светло. Сонная артерия. Витя живёт ещё около минуты, доходит до коридора и навсегда становится нашим светлым Ангелом.

22 года из моих 44 и его 52 – мы были вместе.

22 года из моих 44 и его 52 – мы дышали одним воздухом.

22 года из моих 44 и его 52 – мы были телесемьей.

И 11 марта 2022 года весь наш мир – рухнул. А спустя 4 дня – снова прилёт. И дом – загорается. И горит – несколько суток. Горит, вместе с моим самым лучшим, самым светлым, самым добрым и самым любимым человеком. И от бессилия сердце разрывается на части. От бессилия ты орёшь и плачешь. Плачешь и снова орёшь.

До отъезда из города я больше не смогла зайти в квартиру. Двери – перекосило. Замок – заклинило. Мы ломали его. Выбивали лутки. Вокруг – грохотало, летели мины, грады. Мир – сходил с ума. Но Витя так и не пустил меня в квартиру.

Я не знаю, как жить теперь без его: "Мася, я скоро буду!".

За несколько часов до трагедии мы лежали все вместе на кровати. Было холодно. Саша мечтал, как снова поедет во Львов. Купит там круассанов, шоколад... А Витя отвечал: "Сыночек, всё обязательно будет!".

Спасибо, мой дорогой человек, что все эти годы у нас с Сашей, благодаря тебе, всё было: любовь, забота, нежность, понимание, радость, мечты и путешествия, любимая работа.

Спасибо за любовь, мой самый лучший Мастер света! Мой самый лучший фотограф! Мой самый лучший коллега! Наш самый лучший сын, папа, муж и зять!

Прости, что нет твоей могилы. Пусть наш Мариуполь, который ты так любил фотографировать, станет твоим небесным домом.

Витюша, мы тебя любим, помним и очень скучаем! Береги нас с небес! Будь, пожалуйста, как всегда – рядом! Нашим Ангелом!

Царствие небесное тебе! И вечная память, мой лучший!

Помяните, друзья. Сегодня 9 дней.

Пишу со страницы Надюши Сухоруковой, пока не могу восстановить свою. С 11 марта она и её друзья стали для нас второй семьёй. Витя передал нас в надёжные руки.

Н. Карпицкий. 17 марта 2022. Украина. Двадцать второй день войны

Мой девятый пост после начала войны. Представим, что десять лет войны Советского Союза в Афганистане сжали бы до трех недель. Вот именно с такой интенсивностью и потерями Россия сейчас воюет в Украине. Вчера сразу на нескольких фронтах украинские контратаки привели к рекордным потерям оккупантов. Я все думал, когда российские войска адаптируются, изменят тактику с учетом новых условий войны. Ожидал, что скоро воевать с ними будет намного сложнее. Не тут-то было! Ничему они не учатся, все также долбятся по провалившемуся плану, и, в результате, уже треть их армии потеряла боеспособность. И это закономерно. Если замкнешься в собственном выдуманном мире, то станешь неадекватным реальности, а чтобы адаптироваться к войне, нужно принять реальность, то есть отказаться от ложной картины мира. Но тогда рухнет все, на чем держится чекистский режим, выстроивший систему тотального зла.

Победы украинской армии, конечно утешают, но людям под бомбежками в подвалах не легче. Враг становится ожесточеннее, хочет любой ценой добиться успеха хотя бы у нас, где имеет перевес, то есть стереть с лица земли Мариуполь и окружить Донбасскую группировку.

Позавчера была попытка окружить Изюм, но украинские войска успешно контратаковали. Однако теперь жителям уже совсем невозможно покинуть этот город, так как дорога на Славянск стала полем боя. Сейчас холодно, минусовая температура, людям приходится сидеть в подвалах под непрерывными обстрелами без электричества и отопления. Такая же ситуация В Рубежном-Северодонецке-Лисичанске. Утром сообщили в новостях, что сегодня там оккупанты страшно крыли бомбежками, разрушено не менее 27 зданий. Студентка оттуда так и не вышла на связь во время занятия. Не всем эвакуационным автобусам с людьми удается добраться до Славянска. Позавчера автобусу церкви «Добрая Весть» удалось вывезти людей из Северодонецка, а вот другому не повезло – расстреляли по дороге.

Перед началом занятий обмениваемся сведениями, кто где и в какой опасности находится – Константиновка, Краматорск, Лиман (там обстрелы уже громко слышны), Лисичанск… – связи с Лисичанском уже нет. Я привычно сообщаю, что нахожусь в Славянске, у нас все спокойно, артиллерию едва слышно где-то далеко, иногда раздаются взрывы ракет, но город пока не пострадал. Студенты с оккупированных территорий на связь не выходят. Похоже, там совсем все плохо.

Люди из захваченного пригорода Киева рассказывали, что оккупанты расстреливали жителей просто так, ради развлечения. Врывались в дома, грабили и… опорожнялись прямо на домашние вещи. Хотя рядом туалет. Я думаю, что это психопатологическая фекальная фиксация каким-то образом связана с некрофилией. Чем еще кроме как некрофилией объяснить уничтожение с помощью сверхтяжелой бомбы драмтеатра в Мариуполе, где прятались полторы тысячи женщин и детей! При этом еще обстреливали, препятствуя разгребать завалы. Причем рядом на асфальте было написано «Дети» так, что можно было разглядеть с высоты. И это уже закономерность. Точно так же в 2004 году российские войска расстреливали школу в Беслане вместе с детьми и родителями.

Мы имеем дело с явлением расчеловечения, то есть таким процессом, в результате которого человек утрачивает свои человеческие качества. В концепции Толкиена подобным образом возникли орки, только не из людей, а из эльфов. Именно поэтому в Украине оккупантов называют орками. Расчеловечение происходит в картине мира, где зло понимается как добро, а добро как зло. Некрофилия – это результат расчеловечения. На основе этой жизнеотрицающей картины мира выстраивается система тотального зла, которая поглотила Россию, превращенную сейчас в большой концлагерь. В Украине теперь ее просто называют Мордором, но я думаю, что этот термин можно использовать в научном дискурсе для обозначения социальной системы тотального зла, основанной на картине мира, в которой зло и добро меняются местами. Соответственно, термин «орки» тоже можно использовать как научный для обозначения расчеловеченых представителей Мордора.

Я считаю, что Мордор в своей основе не национальное, а идейное явление, его нельзя отождествлять с какой-либо страной или народом. Это враждебная всему миру антисистема, которая подчиняет разум и уничтожает все, что не подчинилось ей. Для Украины борьба с Мордором – не просто война между двумя государствами, а борьба за существование. Поэтому все украинцы так отчаянно сопротивляются, и военные, и гражданские. Ведь поражение означало бы их уничтожение не только в культурном, но и в физическом смысле. 

Н. Карпицкий. 14 марта 2022. Украина. Девятнадцатый день войны

Мой восьмой пост после начала войны. В победе Украины никто не сомневается. Но всех волнует вопрос, как долго еще и какими жертвами? У врага больше нет сил наступать на Киев и Харьков, там он переходит к обороне и все силы бросает на восток в надежде окружить донбасскою группу войск. Так что в ближайшие недели у нас тут будет жарко. Оккупанты наступают с трех сторон, – с северо-запада на Северодонецк, с севера на Изюм и с юга на Угледар. Если выстоим, это будет последнее наступление, если отступим, война затянется на месяцы.

Вчера с утра дребезжали стекла – обстреливали ракетами телевышку на Карачуне. Это пять километров от моего дома. Телевышка устояла. Решил сходить в церковь «Добрая Весть», которая также является важнейшим волонтерским центром на Донбассе. Людей на улице было немного, на вой сирены внимания никто не обращал. Это понятно, если город начнут обстреливать ракетами, то сирены все равно не успеют предупредить, а если будут обстреливать артиллерией, то звуки сирен уже окажутся излишними. Пока же бои идут в Изюме и под агломерацией Лисичанск-Рубежное-Северодонецк. До нас не достреливают, хотя постоянно доносятся далекие глухие взрывы. 

На богослужении было более ста человек, раза в четыре меньше обычного. Проповедник сравнил борющуюся за независимость Украину с исходом евреев, которых преследовал фараон. Вера в Бога очень сильно укрепляет веру в победу Украины. Затем привезли беженцев из Северодонецка – много студентов, дети, пожилые. Самой старшей женщине – 82 года. Накормили, расположили и на следующее утро отвезли на эвакуационные поезда. Так каждый день по сотне человек. И это всего лишь капля в волонтерском движении Украины.

Сегодня закончились каникулы, и я читал лекцию «Философия человеческого общения». Вначале лекции обменялись информацией, кто где находится и в каких условиях. Студентка из Лисичанска слушала лекцию из бомбоубежища, поэтому связь с ней прерывалась. Лекцию я посвятил теме лжи, в том числе и той, что привела к войне. Пока занимался со студентами, пришло сообщение, что один из автобусов церкви, в которой я был вчера, обстреляли по дороге из Изюма. Водитель ранен. Дальше проводить эвакуацию оттуда уже невозможно.

Если Изюм падет, следующим будет Славянск. Однако украинские войска прочно закрепились в южной части Изюма и даже провели сегодня успешную контратаку. Тем не менее ситуация на Донбассе крайне тяжелая. Российскому командованию нужен хоть какой-нибудь успех, поэтому оно сейчас все силы бросает на Донбасс. Российские войска продолжают методично ровнять с землей Мариуполь. Город остался без света, тепла, воды и еды, гуманитарные конвои не пропускают, а беженцев не выпускают. Волноваху уничтожили полностью, сейчас этого города больше не существует.

Все больше приходит сообщений о зверствах оккупантов. Теперь российская армия официально на самообеспечении, то есть должна сама себя обеспечивать грабежами и мародерством. Вчера пришло сообщение, что под Киевом российские военные расстреляли эвакуационный автобус с женщинами и детьми, а выживших загнали обратно в поселок. Сейчас становится понятно, что Украина воюет не просто с враждебной армией, а с системой тотального зла, которая уже поглотила Россию и Беларусь, и будет расширяться дальше, пока ее не остановят силой. В Украине ее отождествляют с «русским миром». На самом деле идеологию «русского мира» кремлевский режим использовал по ситуации как пропагандистский прием, что лишний раз доказывает бомбежка Святогорской лавры, которая принадлежит Московскому патриархату. Для системы тотального зла все без исключения воспринимаются как враги.

Путину без разницы, какую идеологию использовать, ибо он исходит не из идеологии, а из целостной картины мира, в которой добро понимается как зло, а зло как добро. Всю иерархию власти, укорененную в этой картине мира, я и называю системой тотального зла. Не абсолютного (так как абсолютного зла не существует), а именно тотального зла в том смысле, что всякий, кто соглашается с этой позицией, будет последовательно выбирать зло не только в принципиальных вопросах, но даже в мелочах. По отношению к любой социальной системе эта позиция тотального зла выступает как антисистема, с которой невозможны компромиссы. Вернее, с ней постоянно пытались заключать компромиссы, но это привело к войне в Украине, и всякая дальнейшая политика компромиссов закончится Третьей мировой войной. 

PS Пока писал текст, недалеко прогремел взрыв. Но это пустяки, по сравнению с тем, что творится в пятидесяти километрах от нас. Студентка, которую выбило из интернета, когда я вел занятие, только что прислала сообщение. Привожу его ниже.

«В Лисичанске достаточно страшно. Мой дом находится возле одной из главных дорог. Когда едет техника – от легковой и до танков – очень-очень слышно. Особенно из-за того, что дорогу танками уничтожили. Обстрелы идут очень часто и очень громко. Есть районы, которые разбиты в хлам. У многих людей уже две недели нет ни воды, ни света, ни газа. Восстановление всего этого будет нескоро. Начальная школа, в которой я училась, наполовину разбита. Возле гимназии, где я была в средней школе, постоянно стоит тяжелая техника. Учитывая, что дом в котором я сейчас живу, находится относительно недалеко, каждый выстрел от гимназии ощущается крайне остро. Возле Лицея, где я была в старшей школе, ещё в первые дни упал снаряд. Так никто и не понял, то ли это был разгонный механизм, то ли, действительно, неразорвавшийся снаряд. Выходить на улицу крайне опасно. Даже в магазин, который находится через дорогу. Сейчас идёт сильный бой в Рубежном. От нас летит туда очень сильно и очень много. Города горят. Там где жили друзья, домов уже практически не осталось.

Большинство дорог заминированы, железнодорожные пути взорваны. Вопрос остаётся в мостах. Как только ВСУ будут отходить, мосты будут взорваны. Они у нас стратегического значения. Пытаться сейчас уехать, можно сравнить с агонией загнанного животного в угол. Очень много неправдивой информации, очень много фейков по поводу эвакуации населения. Не знаешь где найдёшь, а где потеряешь. Сегодня выехали знакомые в Сватово эвакуационной колонной в 8:30. До настоящего времени связи с ними нет. Неизвестно, доехали или нет. Живы ли вообще ….

Прошу прощения, что не отвечала во время пары. В подвале тяжело ловить более-менее адекватный интернет».

Н. Карпицкий. 10 марта 2022. Украина. Пятнадцатый день войны

Мой седьмой пост после начала войны. Заканчивается пятнадцатый день войны, знаменательный тем, что именно за этот срок Путин планировал завершить полную оккупацию Украины. На наших глазах разверзается тотальная военная катастрофа армии РФ, которая перешла к средневековой тактике террора и уничтожения мирного населения.

Мне повезло, Славянск не пострадал. Я насчитал уже четыре крылатые ракеты, взрывы которых доносились до моего дома. На самом деле их было больше. Украинское ПВО работает отлично. Сегодня мороз и день тишины, поэтому чувствую расслабление после вчерашнего дня, когда все время с небольшими переменами выли серены. Погреб во дворе холодный и сидеть там все время – не вариант, потому просто игнорировал воздушную тревогу. В пятидесяти километрах от нас в Изюме шел тяжелейший бой. Успехи украинских сил на всех фронтах, конечно радовали, но это слабое утешение, если здесь, на нашем участке российские оккупанты прорвутся. Ведь Изюм – ключ ко всему Донбассу, потому оккупанты могли выбрать его основным направлением удара и продавить превосходящими силами оборону. Тогда следующим на их пути стал бы Славянск, причем как раз с той стороны, где мой дом. Как российские войска действуют при наступлении – всем известно. Просто сносят обстрелами все подозрительные дома, не интересуясь, есть ли кто там, и таким образом продвигаются по городу.

Попасть к российским военным еще страшнее, чем остаться без света, тепла и воды в разрушенном доме. Паспорт-то у меня российский, и потому со мной как с «изменником» церемониться не стали бы. Могли бы и расстрелять. Но сегодня стало известно, что украинские войска перемолов наступающих, удержали южную половину Изюма по нашу сторону реки, так что моему дому теперь ничего не грозит. Безмерно благодарен украинским военным!

На фоне успехов на всех фронтах пришла трагическая весть. Российские войска разбомбили действующий роддом в блокадном Мариуполе. Это не случайность, они знали что там женщины и младенцы. Точно также двадцать три года назад они разбомбили роддом в Грозном. Как и в ту войну, прямо сейчас они сносят кварталы Мариуполя и Харькова. Минируют зеленые коридоры, обстреливают автобусы с беженцами. В Мариуполе люди умирают не только от бомбежек, но и от холода и жажды. Тогда в 1999 году я публично назвал действия российских войск в Чечне геноцидом. Сейчас, в 2022 году, я утверждаю, что российские оккупанты подвергают всех жителей Мариуполя геноциду в буквальном значении этого слова.

Также и в других городах детские сады, школы и больницы становятся мишенью для обстрелов. Все больше сообщений о расправах над мирными людьми. Особой жестокостью отличаются вагнеровцы, имеющие боевой опыт и в Сирии, и в Африке. Сейчас под Ирпенью они успели «отличиться» не только убийствами мирных жителей, но и пытками. 

Мы сталкиваемся с иррациональным злом, вернее, с конкретной его разновидностью – некрофилией, которая проявляется не только в зверствах по отношению к мирным людям, но и к собственным солдатам. Российское командование гонит их на верную смерть колонну за колонной без военного прикрытия. Вчера, брошенные на Кривой Рог колонны были расстреляны на марше. И так повсюду. Смысла в этих атаках никакого. При этом более половины армии – обычные срочники восемнадцати и девятнадцати лет. Для них происходящее – ад. Ночью приходится замерзать в полях, так как в городах и селах оставаться опасно – ведь и поджечь могут, ибо ненавидят их все от мала до велика. Продукты не подвозят, горючее кончается, и за каждым углом поджидает смерть. Ждать ротации бессмысленно, поскольку «главнокомандующий» ввел все резервы и теперь только и требует, чтобы они шли в самоубийственные атаки. Цель войны непонятна, о победе даже вопрос не стоит. Всю двухсоттысячную армию вторжения ждет та же судьба, что и армию Наполеона в России, либо плен, либо смерть. И никакой надежды. Круги ада бывают разные, этот – ад безнадежности.

Украинские военные, напротив, твердо уверены в победе, поэтому инициативны и решительны, проводят рискованные, но при этом успешные операции. Заманили в ловушку и уничтожили военный корабль, расстреляли аэродром с несколькими десятками вертолетов под Херсоном, а на высший командный состав российской армии устроили настоящую охоту, ликвидировав уже не менее двух генералов. За все время войны украинская армия не потеряла ни одного своего подразделения, каждый день проводит успешные контратаки, хотя широкомасштабное контрнаступление пока не собирается начинать, готовятся к третьей волне. Первая волна – это неудачный блицкриг, вторая – массированный удар всеми силами российской армии, который украинцы выдержали, выстроили фронт и остановили наступление. Теперь Путин собирает все оставшиеся силы для последнего удара. Поэтому впереди еще тяжелейшие горячие бои, но результат войны предрешен.