Н. Карпицкий. 24 февраля 2023. Украина. Триста шестьдесят шестой день войны. Ровно год

Пятьдесят пятый пост после начала войны. Уже девять лет как идет война и ровно год, как началось широкомасштабное вторжение. Никому еще не удалось предсказать ход войны, потому что невозможно учесть все факторы. Можно лишь анализировать текущую ситуацию, когда уже определилось, какие факторы оказались решающими. Аналитиков, которые раскладывают возможные варианты событий – слушаю, а тех, кто предсказывает – отправляю в бан. Благодаря выдержке командования Украина получила преимущество: российские войска уже используют резервы, а украинские резервы еще не задействованы. Это дает шанс на победу. Но как учесть все факторы? Никто не предвидел, что под Бахмутом у защитников не окажется достаточно минометов, и вот результат – орки вышли на дорогу между Славянском и Бахмутом, и уже в 25 км от нас. Администрация нашего горда даже призвала к эвакуации. Надеюсь, что командование исправит ошибку. Неизвестно как поведет себя Китай, для которого жизненно важно сохранить режим Путина. Надежды на нашу победу большие, но все равно очень тревожно. А у меня начинаются занятия со студентами, пока дистанционно.

Год назад я встретил войну в Киеве. Уже вечером стало ясно, что вторжение вот-вот начнется. Чувство, как перед падением астроида, когда знаешь, что надвигается апокалипсис, но еще не способен принять это как реальность. С утра посыпались сообщения, все спрашивали, как я там, а я не могу сориентироваться – ноутбук грузится медленно… Началось! Но пока ничего не понятно. Какое соотношение сил? Будет ли тотальная бомбежка? Ожидать штурм или осаду? Многие укрылись в метро с пожитками, собирались там ночевать. Я же смотрел на город с высоты небоскреба под звуки сирены, взвешивая шансы на выживание. Поздно вечером пешком добрался до вокзала и вернулся на поезде в Славянск.

Ночью был штурм Киева, а у меня тут очередное занятие со студентами. Читаю им «Философию человеческого общения». В этот раз присоединилось меньше половины группы, понятно, что у всех шок. Западные аналитики предсказывают падение Киева в ближайшие часы. Все мысли только о том, как в этом тумане войны понять, выживем ли, а тут надо обычную лекцию студентам читать про общение. Что ж, война ведь тоже фактор общения, и я построил лекцию так, чтобы рассказать о своем опыте войны. Для меня война началась в 1995 году, когда я начал участвовать в протестном движении против вторжения в Чечню. Потом много общался с участниками войны с обеих сторон. С 2015 года ездил по прифронтовым городам Украины, когда студенты, что слушали меня сейчас, были еще детьми. Я понимал, что им сейчас важно услышать кого-то, кто ориентируется в происходящем, чтобы почувствовать почву под ногами. На основе своего опыта я набросал разные варианты, чего можно ожидать, но самые оптимистичные из них отпали сразу после слов студентки: «Мы в Северодонецке, сейчас сидим в бомбоубежище. Над нами самолеты. Страшно». А ведь это еще только второй день!

Мы все вместе оказались в незнакомой реальности, когда привычную жизнь больше не вернуть, а впереди неизвестность. Абсолютно непонятно, как будут протекать военные действия и сколько близких или просто знакомых мы вскоре недосчитаемся. Однако учебный процесс никто не отменял, занятия нужно проводить с учетом всех требований. Пока первый шок, надо поддержать студентов, показать своим примером, что жизнь не остановилась, а наши занятия – это то место посередине страшной и непредсказуемой жизни, которое возвращает привычную определенность.

На следующие занятие присоединилось больше студентов, и я смог полноценно раскрыть тему лекции. Девушка из Лисичанска извинилась, что у нее перебои со связью. Идет бомбежка, и она в подвале пытается найти, где лучше ловит вай-фай. Моя задача была не только в том, чтобы что-то рассказать по теме лекции, но поддержать примером своего отношения к происходящему. Я должен был им показать, что в любой ситуации можно рационально мыслить и сохранить уверенность в себе и в своей способности правильно поступать. Поэтому нельзя было преподавать формально, как ни в чем не бывало, ибо это продемонстрировало бы неадекватность ситуации, но также нельзя было сводить занятия к утешительным беседам.

Студентам нужна уверенность в том, что преподаватель держит во внимании их ситуацию и всегда знает, как будет поступать. В начале лекции, когда проговаривают организационные вопросы, я объяснял, как нам быть при любых обстоятельствах, если они останутся без связи или в оккупации. Прежде чем читать лекцию, нужно установить эмоциональный контакт. Каждый раз я спрашивал, где они и в насколько опасной ситуации, потом кратко сообщал об обстановке в Славянске, откуда я веду занятие. Студенты должны знать, что я понимаю их положение и всегда адекватно отреагирую на их ситуацию. Они должны видеть, что я не формально что-то от них требую, но адаптирую задания и требования к их экстремальным условиям.

Вскоре началась эвакуация, и занятия на какое-то время прервали, а когда они возобновились, то это были уже другие студенты – привыкшие к войне. Кто-то оказался отрезанным в зоне боев, не смог выехать из-за интенсивных обстрелов, а кто-то – в зоне оккупации. Выясняю, кто с ними может выйти на связь. Студент из Лимана сказал, что только что недалеко был мощный взрыв, спрашивает, почему мы так быстро привыкаем к такому. Обсудив кратко обстановку, перехожу к теме лекции – философии любви. Прошлый раз обсуждали вопросы, которые касались войны – зло, вина, ответственность, но они не вызвали столь сильного оживления, как эта совсем далекая от войны тема. Мне тогда стало понятно, чем молодежь отличается от нас. Мы сосредоточены на настоящем, где царит ужас войны. Молодое поколение знает, что у них еще вся жизнь впереди, и потому сосредоточены на своем будущем в послевоенное время. Этот естественный оптимизм нужно поддержать, и я старался показать, как знания, которые даю, помогут выстраивать это будущее.

Экзамены принимать в условиях войны непросто. Некоторым студентам, оказавшимся на линии фронта, порой удавалось где-то поймать вай-фай. Были студенты и из Мариуполя. Были и те, кто непосредственно участвовал в боях. Поэтому я должен был всегда оставаться на связи. Иногда приходилось принимать экзамен ночью.

Сегодня у меня первое занятие в этом году. Пока у аспирантов. Студенты подойдут на следующей неделе. Но это уже будут другие люди, чем год назад. За этот год все вокруг меня изменились сильнее, чем могли бы измениться за двадцать мирных лет.

Н. Карпицкий. 2 февраля 2023. Украина. Триста сорок четвертый день войны

Пятьдесят четвертый пост после начала войны. После освобождения Херсона украинские войска приостановили наступление. Российское командование насытило фронт мобилизованными и медленно продавливает оборону под Бахмутом, штурмуя в основном живой силой. При этом другую часть мобилизованных продолжает тренировать в тылу. Суровикина сменил Герасимов – теоретик гибридной войны. В связи с этим усилились гибридные атаки на Украину, вбрасывают информационные поводы, чтобы переключить внимание украинского общества с поддержки фронта на внутренние разборки. Отчасти это работает, и я даже понял механизм, как именно. В Украине практически все за защиту страны, все ненавидят агрессора. Однако само решение противостоять злу одни принимают на основе своей личностной позиции, а другие – на основе коллективистской самоидентификации. Эти две группы людей не всегда понимают друг друга, и на раскол между ними как раз и направлены гибридные атаки России. Поэтому нужно не спорить между собой, а обсуждать, как помогать фронту. Прямо сейчас украинская армия несет потери, потому что не хватает противопехотного оружия, минометов, а также зенитных пулеметов против дронов-камикадзе, которыми россияне уничтожают артиллерийские установки. Об этом нам нужно говорить, иначе проблемы армии не будут решаться.

Нам нужно продержаться до лета. После победы под Херсоном, союзники резко сократили поставки оружия, однако на последнем Рамштайне, наоборот, приняли эпохальные решения о наступательном вооружении. Это означает, что на Западе складывается своя концепция победы над Россией, и они не хотели рисковать преждевременным контрнаступлением. Главная проблема украинской армии в том, что так и не была проведена реформа по переходу на натовские стандарты, а сейчас в период войны проводить военную реформу невозможно. Единственный выход – создавать новые военные части по натовским стандартам под то оружие натовского образца, которое нам передают. Если все получится, то разгром российской армии становится вполне возможным, несмотря на все волны мобилизации. Ведь ее нужно именно разгромить, а не просто вытеснить за пределы Украины, иначе Россия, как только заключит перемирие с Украиной, тут же нападет на другую страну. К сожалению, не все на Западе это понимают. Именно поэтому Украине до сих пор не передали западные самолеты. Это означает, что нам нужно доносить до людей, что никакого мира с Путиным быть не может в принципе, и всякое затягивание войны замедлением поставок оружия лишь увеличивает число жертв.

Теперь о повседневной жизни в Славянске. Сейчас город почти в тылу, хотя до фронта менее сорока километров. Вчера гулял, впереди по улице шла молодая семья с двумя малолетними детьми, один – в коляске, другой – на плечах. Если бы ВСУ не остановило россиян на подступах к Славянску, быть бы им сейчас бездомными, как оказались бездомными миллионы людей, после оккупации Донецка и Луганска в 2014 году. Многие из моих знакомых вынуждены были лишиться дома дважды, сначала в 2014, а потом и в 2022. Где-то рядом раздался резкий взрыв с эхом, отразившимся от домов. Взлетела стая голубей, завыли сирены, однако, молодая семья как шла впереди, так и шла, никто из них не вздрогнул. Завыла серена, но очень быстро заглохла. На базарчике люди как ни в чем ни бывало толпились около продавцов. В новостях сообщили, что то была ракета С-300, попала в промышленный объект недалеко от нас, никто не пострадал.

Всего в Славянске повреждено 147 многоэтажек и 577 частных домов. Примерно три процента от общего числа. Вроде бы немного, но это потому, что бьют только ракетами. Украинские защитники не дали развернуть против нас ствольную артиллерию. Если бы не они, то соотношение разрушений было бы обратным, как в Изюме, Лисичанске, Попасной… 

Вчера вечером пришло сообщение, что еще одна ракета попала в жилой дом в Краматорске. Под завалами – люди, трое погибших, много раненых. У меня там знакомые живут, очень надеюсь, что не к ним прилетело.

На днях сделал цикл видео в связи с вопросом, почему так много людей выбирает зло. По ходу обсуждения пришло понимание, что причина не только в ненависти, а в особой форме равнодушия, когда другой исключается из сферы своей жизни и своих личностных отношений так, как будто его и не существует. Ведь многие российские православные, протестанты, вайшнавы, мусульмане поддерживают действия России по уничтожению украинцев, включая и их собственных единоверцев, не потому, что ненавидят их, а потому что просто исключили их из своей реальности.

В 2011 году моих знакомых лишили их домов в селе Кандинка под Томском только за то, что они исповедуют не ту религию, какую положено. Мы все, люди разных конфессий, морально поддержали их. А в 2014 году те же российские власти лишили домов миллионы жителей Украины, но это оставило равнодушным многих из тех, кто возмущался разрушением домов своих единоверцев под Томском. Как будто в Украине не такие же люди. Это я и называю исключением из своей реальности. На самом деле, то же самое происходит и в других странах. Американцев, которые поддерживают Трампа, абсолютно не волнует судьба украинцев. Однако эти американцы хотя бы честно признаются в своем равнодушии, в отличие от многих россиян, которые скрывают свое равнодушие заботой о жителях ДНР и ЛНР. При этом они даже слушать не хотят о том, как в ДНР и ЛНР пытали и убивали мирных жителей. Еще недавно тут в фейсбуке муссировали тему о том, как якобы нацисты сожгли невинных людей в Доме Профсоюзов в Одессе. И где сейчас их сочувствие одесситам, которых обстреливает Россия? Где сочувствие жертвам геноцида в Мариуполе от тех, кто рассказывал, будто бы Украина восемь лет обстреливала Донбасс?

Нужно называть вещи своими именами. То, что они, прикрываясь этикой, игнорируют миллионы жертв российской агрессии, называется цинизмом, который я объясняю на основе исключения из своей реальности. То, что они называют сочувствием жителям ДНР и ЛНР, на самом деле является эмоциональной реакцией на картинку, созданную пропагандой. В этой реакции они выплескивают накопившуюся ненависть, и тем самым снимают психическое напряжение внутри себя. Облегчаются таким способом, используя других людей как унитаз. Это лишь одна из форм психического вампиризма. За всем этим стоит отрицание права других на существование.