Уже полтора года, как Россия проводит свою наступательную операцию. На протяжении всего этого времени можно было слышать прогнозы аналитиков, что из-за огромных потерь российская армия истощится и скоро не сможет наступать. Однако давление врага постоянно росло по всей линии фронта. Дело в том, что в России многие люди не видят перспективы нормальной жизни, и война для них – единственный способ подняться по социальной лестнице. У российских властей достаточно денег, чтобы непрерывно восполнять такими людьми любые потери российской армии в Украине.
Ни у Украины, ни у любой другой европейской страны такого резерва нет. Конечно, Европа имеет технологическое преимущество над Россией, но, как показал опыт войны в Украине на истощение, техника рано или поздно заканчивается, и преимущество получает тот, кто может дольше пополнять свою армию солдатами. Поэтому перспектива победы в войне на истощение сомнительна не только для Украины, но и для всей Европы, если она окажется следующей жертвой нападения. Однако эта перспектива сомнительна только на данный момент – технологическая революция в армии может радикально изменить ситуацию. Более того, бревые дроны уже сейчас начинают влиять на ситуацию на фронте. Если место солдат на передовой займут дроны с искусственным интеллектом, Россия потеряет свое главное военное преимущество. Ведь тогда все будет зависеть не от количества солдат, а от качества искусственного интеллекта дронов.
Но когда такие дроны могут появиться на поле боя, и как они будут менять ситуацию на фронте? Чтобы разобраться в этом вопросе, я обратился к специалисту – ІТ-архитектору, кандидату технических наук, доценту Киевского политехнического института имени Игоря Сикорского Евгению Коваленко.
Николай Карпицкий: Мы видим стремительное развитие нейросетей. Конкуренция между OpenAI и DeepSeek делает их более доступными. В своей текущей работе мы уже не можем обойтись без нейросети. Могут ли они помочь в разработке боевых дронов? Ведь требуется, чтобы дроны работали автономно, поскольку связь с сервером будет глушиться средствами РЭБ врага.
Канд. техн. наук, доц. Киевского политехнического института Евгений Коваленко: Разработка искусственного интеллекта для дронов и использование программ OpenAI и DeepSeek практически никак не связаны. Там нужны свои упрощенные модели искусственного интеллекта, которые будут специально разработаны под распознавание каких-либо определенных объектов на изображении и, возможно, управление летательным аппаратом. Они уже делаются, но с использованием уже других алгоритмов. Там сразу при разработке ставится задача, чтобы программа работала на достаточно слабеньком аппаратном обеспечении, типа Raspberry Pi или NVIDIA Jetson nano. Это одноплатные компьютеры стоимостью до 300 долларов. В них, например, есть аппаратная поддержка определенных операций с изображениями, то есть наличие возможности передать какие-то части обработки специализированным модулям, в то время как ядро процессора будет заниматься другими задачами.
Николай Карпицкий: Это далекая перспектива, когда работающие автономно дроны будут влиять на фронт?
Евгений Коваленко: Я считаю, что, вообще, уже этой осенью у нас с Россией может быть война роботов. То есть это перспектива очень-очень близкая.
Николай Карпицкий: Несмотря на то, что технически трудно сделать, чтобы программное обеспечение, которое работает на основе искусственного интеллекта было на каждом отдельном дроне?
Евгений Коваленко: Задача эта тяжелая, но здесь достаточно, чтобы один кто-то разработал ПО, и оно очень быстро распространится, соответственно, сначала на дронах той страны, которая их разработала, а через месяц-два оно уже будет и у врага. Потому что в современном мире долго скрывать какую-либо информацию, тем более IT-разработку, ну, практически нереально.
Николай Карпицкий: Можем ли мы сейчас представить, как будет выглядеть война в ближайшем будущем?
Евгений Коваленко: Можно провести такую аналогию. Во время Второй мировой войны военные мечтали о максимально мощной бомбе, которая может разрушить, например, четверть квартала. Просто масштаба мышления у людей не хватало представить нечто большее, было только желание без осознания последствий. Но, когда изобрели ядерное оружие, особенно после ударов по Японии, люди очень быстро поняли, что все! Дальнейшее развитие ядерного оружия суммарно несет больше угрозы чем пользы. Так же и с дронами. Сейчас все участники войны, что мы, что Россия, просто мечтают о том, чтобы поставить искусственный интеллект на дрон, возможно, воздушный, возможно, наземный с пулеметом, который поедет или полетит расстреливать врагов. Я не знаю, кто первый его сделает, но это быстро приведет к подобным последствиям, как с ядерным оружием.
Если речь идет о каких-то более цивилизованных странах (та же Америка, страны Европы), то они, скорее всего, будут тренировать искусственный интеллект так, чтобы он работал с определенными высокоприоритетными ограничениями, то есть, чтобы он как минимум не уничтожал гражданских. Но такие страны, как Россия и Иран, менее ограничены в морально-этических принципах. И, соответственно, если они разработают искусственный интеллект, который будет расстреливать всех врагов вместе с гражданскими и, заодно, например, будет уничтожать в пределах 25% собственного военного состава (такая разработка будет явно быстрее, чем в первом варианте), они решат, что эти потери приемлемы и такие дроны целесообразно применять на войне. И что с этим делать? Честно говоря, у меня сейчас какого-то ответа нет. Я предполагаю, что будут искать какие-то договоренности для ограничения применения искусственного интеллекта в войне, как это было с ядерным оружием. Но, какие они будут, мне пока трудно предсказать.
Николай Карпицкий: Да, если сейчас дрон, потеряв управление, просто врежется куда-то, то такие дроны с примитивным искусственным интеллектом до конца будут искать себе случайные мишени. Все это напоминает средневековых воинов-берсерков, которые наводили ужас своим неистовством. Они не боялись смерти и упивались кровью, находясь под воздействием мухоморов или белены. Такие дроны-берсерки будут наносить больше ущерба гражданским, чем военным.
Евгений Коваленко: К сожалению, да.
Николай Карпицкий: Что Россия может делать прямо сейчас, и что она сможет сделать в ближайшем будущем?
Евгений Коваленко: Вот у меня на столе лежит миникомпьютер Raspberry Pi Compute Module 4. Это устройство широчайшего спектра назначения. То есть, его используют как для управления умным домом, так и для создания дронов. И таких миникомпьютеров в мире достаточно много. Это – устройство полностью гражданского назначения. Оно, кстати, попадает под санкции для России, но все равно закупить и завезти его в РФ не является проблемой. Потому что на рынках Европы и Азии они продаются свободно. Любой человек может их купить за границей и привезти просто в сумке. Санкции только повышают цену для россиян, но доступ не перекрывают.
Николай Карпицкий: Но ведь тут речь идет об обычных дронах. Однако такой процессор, который нужен для искусственного интеллекта – это другой уровень? Насколько он доступен для России?
Евгений Коваленко: По состоянию на нынешний момент для использования адекватного искусственного интеллекта на коптере, который, например, сможет навести FPV-дрон на цель, такой платы еще недостаточно. Но, опять же, искусственный интеллект развивается, и я не удивлюсь, если примерно через год уже напишут ядро искусственного интеллекта, а потом его натренируют для работы и на этой плате тоже. Скажем так, чтобы дрон имел навигацию без GPS, то есть по заранее загруженным снимкам с Google-карт и, анализируя изображение с камеры, определял свое местоположение, этой платы уже сейчас вполне хватает.
Николай Карпицкий: То есть дрон уже может автономно долететь до цели и выполнить задачу?
Евгений Коваленко: Нет. Долететь он, конечно, долетит, но как именно найти цель и как ее поразить – это уже отдельный вопрос. Например, наши дроны атаковали нефтеперерабатывающие заводы. Предположу, что использовали подобные миникомпьютеры, возможно, немного дороже. Их тренировали на изображениях ректификационной колонны, которых много в интернете. Это, в принципе, нетрудно, потому что такие колонны выглядят примерно одинаково на всех заводах, так что нацелиться на них можно издалека. Однако, если цели более разнообразны, задача сильно усложняется.
Еще одна проблема связана с мощностью платы: чем менее мощная плата, тем меньшее количество кадров в секунду она способна проанализировать, а значит, система ориентации будет работать медленнее. Когда дрон просто летит над землей и ориентируется по Google-картам, это не является проблемой – даже анализ одного изображения раз в 10 секунд вполне достаточен. Но, если в последние секунды нужно точно скорректировать курс дрона, чтобы он поразил цель, то система должна анализировать изображение минимум 5 раз в секунду. А тут уже нужен в 50 раз мощнее процессор.
Николай Карпицкий: Когда дроны с искусственным интеллектом начнут заменять солдат на фронте и смогут за них выполнять задачи, дабы нивелировать разницу в количестве тех, кто держит фронт?
Евгений Коваленко: И тут как раз возникает задача, которая сложнее, чем поражать нефтебазы и нефтеперерабатывающие заводы. Потому что колонна на НПЗ большая, она не движется. Но бегущий враг – это подвижная мишень, контуры которой меняются. Соответственно, здесь надо гораздо больше вычислительных ресурсов, чтобы его корректно распознать. Если говорить о распознавании свой/чужой, то сложность задачи становится еще больше. Предполагаю, что пока за это даже никто не брался, поскольку дрон можно просто запустить в сторону врага и запрограммировать, чтобы как только он увидит первого человека в зеленом или «оливе», поражал его. Это то, на что пока способны нейронные сети. Их переобучение – долгий процесс, а учитывая, как быстро меняются опознавательные знаки, даже бессмысленный.
Николай Карпицкий: Может быть обеспечить всех своих солдат каким-либо устройством или сигналом, чтобы наши дроны отличали «своих»?
Евгений Коваленко: Понимаете, в чем проблема? Противнику достаточно запустить дрон-разведчик, чтобы прослушать этот радиосигнал, увидеть QR-код на плече, или какой-то маячок. А дальше, считав его параметры просто оснастить своих солдат таким же. Пока проблема «свой/чужой» может быть решена просто. Отправляешь дрон на условные десять километров вперед, где своих уже точно не будет, а потом включается алгоритм поиска и уничтожения.
Николай Карпицкий: Значит, дроны с искусственным интеллектом еще очень нескоро будут эффективными?
Евгений Коваленко: Очень скоро. В перспективе 2-3 лет уже процентов 70, я ставлю на то, что будут массово распространены дроны (и летающие, и на колесах), которые будут автоматически находить цели и уничтожать их. И во многом они будут выигрывать по характеристикам у человека.
Николай Карпицкий: Я вот думаю, какой шанс у нас продержаться до изменения правил войны в силу перехода на новый технический уровень. Сейчас на эту оборонную кампанию, которую Украина проводит на Донбассе, эти изменения не успеют повлиять?
Евгений Коваленко: Думаю, не успеют.
Николай Карпицкий: Но если удастся заключить перемирие, то начнется гонка военных технологий на основании искусственного интеллекта.
Евгений Коваленко: Я думаю, что это будет похоже на гонку ядерных вооружений во время Холодной войны. Но сейчас гонка вооружений будет в первую очередь между США и Китаем. Потому что Европа с рынка искусственного интеллекта выпала практически полностью, поскольку выбрала такую стратегию, которая хороша в ближайшей перспективе, но просто губительна в будущем. Вместо того чтобы разрабатывать свои технологии искусственного интеллекта, она максимально облагает штрафами технологических гигантов. И на этом имеет неплохие деньги.
Николай Карпицкий: Какие преимущества имеет Китай в разработке дронов с искусственным интеллектом?
Евгений Коваленко: Как я уже говорил, если у врага он появится, то через два месяца он будет и у нас. Проблема в том, чтобы было на что этот искусственный интеллект установить. Именно поэтому сейчас столь значима роль Тайваня, потому что именно там находится крупнейший в мире завод по выработке интегральных микросхем. У Китая этих технологий пока что нет. Они пытаются развить, но не очень получается.
Николай Карпицкий: Сможет ли Китай у себя наладить это производство?
Евгений Коваленко: Приведу один пример. В Тайване работает завод TSMC, и на нем выпускается очень много процессоров, например, к мобильным телефонам, в частности 80 % вероятность, что и ваш процессор был выпущен именно там. Кажется, Samsung пробовал производство процессоров перенести на другой завод. Все выполнялось точно по тому же самому техническому процессу, но процессор, выпущенный на другом заводе, непонятно почему потреблял на 15 % больше энергии. То есть тут какие-то мелочи, которые то ли не замечают, то ли они скрыты какой-то коммерческой тайной, не знаю. Кроме того, чтобы сделать с нуля завод производства полупроводников так, чтобы он заработал и начал выпускать уже первые более-менее адекватные продукты, нужно в среднем пять лет. В это сейчас сильно вкладывается США, чтобы иметь свои заводы, поскольку они слишком зависят от Тайваня.
Николай Карпицкий: Здесь нужно уточнить для неспециалиста. Что технический уровень Китая позволяет делать, и что еще не позволяет? Где он сам может что-то сделать, а где ему нужна технология уровня Тайваня?
Евгений Коваленко: Что Китай может сейчас сделать? Хороший процессор для вашего или моего мобильного телефона, для компьютера. Что он не может сделать? Мощный графический процессор, на котором искусственный интеллект сможет раскрыть свой потенциал. Высокопроизводительные процессоры для искусственного интеллекта Китай пока делать не может. Их разрабатывает только одна компания в мире – NVIDIA. Это – США. При этом изготавливаются они в основном в Тайване.
Николай Карпицкий: А Тайвань тогда что может сам делать? Какой его вклад?
Евгений Коваленко: Тайвань может производить процессоры почти для чего угодно, но под заказ компаний из других стран, имея от них технологическую документацию, несколько упрощенно – чертежи микросхем. В том числе для мобильных телефонов и компьютеров, для ИИ, а также для военных применений – все с очень высокой производительностью. Но, Тайвань ничего не разрабатывает сам, ему нужен заказчик с готовыми чертежами и деньгами на большие партии для производства. Китай в этом плане отстает в этом плане. Он тоже может делать такие процессоры, но они по всем характеристикам отстают от тайваньских. Но их уже можно использовать.
Николай Карпицкий: То есть Китай уже может запустить производство дронов с искусственным интеллектом, только они будут немножко примитивные?
Евгений Коваленко: Да, может. В принципе, производство дронов с искусственным интеллектом сейчас точно могут запустить Китай и США, но в случае США – тот еще вопрос, сколько они будут стоить из-за бюрократии. Несколько меньшие, но тоже реальные шансы у Нидерландов и Южной Кореи.
Николай Карпицкий: То есть они уже могут выпускать процессоры для искусственного интеллекта, которые можно поставить на дроны. Да?
Евгений Коваленко: Да. Но если о дронах говорить, то там надо еще производить двигатели, аккумуляторы. А двигатели – это магниты, это редкоземельные металлы, самые большие на Земле залежи которых, к сожалению, в Китае (70% от мировых). Другие страны, имеющие свои залежи, сильно зависят от него в плане переработки. Значительные залежи есть и в России, но отсутствует инфраструктура для их добычи.
Николай Карпицкий: То есть Россия не сможет сделать дроны с искусственным интеллектом в ближайшем будущем?
Евгений Коваленко: Сможет только если Китай продаст процессоры и редкоземельные металлы, или готовые двигатели для коптеров. Все остальное Россия может делать сама – если речь идет об обычных FPV-коптерах. Если говорить о чем-то более технологичном, типа ракет, то там уже другая история. Там сама точно не сможет.
Николай Карпицкий: А у Украины какие перспективы?
Евгений Коваленко: Абсолютно те же самые, что и у России.
Николай Карпицкий: То есть уровень один и тот же?
Евгений Коваленко: Полностью идентичный.
Николай Карпицкий: Есть ли какие-то препятствия в Украине для применения новых технологических разработок боевых дронов?
Евгений Коваленко: Да, есть. Как бюрократические, в том числе связанные с порядком закупок, так и психологические препятствия, в частности связанные с тем, что знакомство с новыми технологиями требует усилий и готовности к изменениям, но это уже отдельный разговор.
Выводы. Боевые дроны – четыре варианта развития
На основе тех знаний, которые сообщил в этой беседе Евгений Коваленко, можно увидеть несколько вариантов развития технологии боевых дронов.
Сейчас дронами управляют пилоты дистанционно, однако и Россия, и Украина совершенствуют технологии радиоэлектронной борьбы (РЭБ). С их помощью дроны ослепляются и попадают в случайные цели, увеличивая количество жертв среди гражданских. На днях один такой ослепленный «Шахед» довольно долго кружил над моим домом и взорвался совсем близко. Проблему решает управление дронами через оптоволокно, однако это эффективно лишь на небольших дистанциях. Современные технологические возможности противоборствующих сторон и условия войны диктуют, в каком направлении будут развиваться боевые дроны. Теоретически возможны несколько вариантов развития этой технологии.
Развитие искусственного интеллекта в гражданской сфере определяется технологической целесообразностью. Гораздо проще иметь один суперкомпьютер в качестве сервера, который будет отвечать на запросы пользователей. Очевидно, что именно по этому направлению пойдет развитие гражданских дронов, но не боевых, связь которых с сервером легко нарушить средствами РЭБ. Назовем условно этот вариант развития «Марионетки супермозга», когда искусственный интеллект на одном сервере постепенно будет заменять пилотов дронов.
Второй вариант развития технологии болевых дронов назовем условно «Рой насекомых». Управлять роем дронов не под силу ни одному пилоту. Было бы проще, если бы дроны обменивались между собой информацией и сами принимали «коллективное» решение. Однако и против таких роев также можно настроить средства РЭБ, даже если дроны будут действовать независимо от главного сервера.
Третий вариант развития наиболее вероятен и наиболее бесчеловечен. Назовем его «Берсерки». Чтобы средства РЭБ не могли подавить дрон, он должен действовать полностью автономно. Поскольку на дрон проблематично загрузить сложную программу искусственного интеллекта, которая работала бы полностью автономно, то, скорее всего, будут загружать примитивные программы, нацеленные на решение простых задач. Например, уничтожать в тылу врага всех без разбора.
И, наконец, четвертый вариант развития, который, как я надеюсь, постепенно будет реализовываться в Украине, условно назовем «Стая птиц». Для этого на каждый отдельный дрон надо будет устанавливать автономную программу искусственного интеллекта, которая позволит ему целесообразно выбирать способы и цели атаки. В таком случае боевые дроны смогут работать как вместе, так и по отдельности, независимо друг от друга и от пилота.