четверг, 3 апреля 2025 г.

Мордор // словарь войны

Источник: PostPravda.info. 18.03.2025. 


Почему Мордор стал символом России?

Почему для обозначения России и русских солдат украинцы используют образы Дж.Р.Р. Толкиена из «Властелина колец», а не из фильмов или сериалов про зомби или вампиров? Связано ли это с эстетической интуицией, экзистенциальным опытом войны или ценностными ориентировками? На эти вопросы отвечает очередная статья Николая Карпицкого для словаря войны, над которым работает редакция PostPravda.info.

Мордор

Мордор в трилогии Дж.Р.Р. Толкиена «Властелин колец» – страна на юго-востоке Средиземья, которой правил темный властитель Саурон. Это пустынная земля, покрытая вулканическим пеплом, непригодная для нормальной жизни. Однако орки, которые ее населяют, чувствуют себя там вполне естественно и стремятся превратить все земли в такую же пустыню. Их смысл жизни – служить Саурону и распространять его власть, убивая и умирая ради этого.

В современном культурном сознании Мордор стал символом бесчеловечной диктатуры и рабства. Сверхценная идея господства будто бы превращает людей в неспособных самостоятельно думать орков, руководствующихся инстинктами раболепия, агрессии и ненависти к другим. Первоначально Россию стали называть Мордором сами россияне, которые нашли в себе силы не прятаться в успокоительной иллюзии. Однако большинство жителей России не замечают ужас иррационального насилия со стороны власти благодаря защитным механизмам психики, создающим иллюзию. Страх и чувство беззащитности перед произволом власти вытесняются верой в ее гуманность и правильность действий. Однако, когда сила ужаса разрушает эту иллюзию, проявляется темная сторона России – бесчеловечность, иррациональность и непредсказуемость зла. Именно ее и называют Мордором.

Распространение образа Мордора на Россию не связано с пропагандой или идеологией. Никто не навязывал такое представление, не предлагал для него теоретического обоснования. Россияне сами начинали воспринимать свою страну как Мордор, исходя из собственного экзистенциального опыта. У украинцев до 2014 года такой ассоциации не возникало. Однако после вторжения России в Крым, Луганскую и Донецкую области в 2014 году они почувствовали в России экзистенциальную угрозу и тоже стали называть ее Мордором.

Украинцы воспринимают свою страну как родной дом, в котором может быть много проблем, но они исправимы. Однако присутствие Мордора изменяет восприятие жизненного пространства: часть родного дома поглощается хаосом, где невозможно существовать. В глубине Украины жизнь продолжалась как обычно, но чем ближе к линии фронта с ордой орков, тем сильнее ощущался хаос и дыхание смерти. С началом полномасштабного вторжения в феврале 2022 года это дыхание накрыло всю страну – безопасных мест больше не осталось.

Самое страшное при столкновении с экзистенциальной угрозой – иррациональная мотивация врага, исключающая возможность договоренности. Если бы Путин добивался политического влияния или материальной выгоды, можно было бы рационально объяснить его действия и искать компромисс. Именно за эту иллюзию рациональности цепляются западные лидеры, надеясь договориться о мире. Однако Путин провозгласил абсолютно иррациональную цель – уничтожение украинской идентичности, назвав это «денацификацией». Пока украинцы продолжают ощущать себя украинцами, они остаются для него врагами, подлежащими уничтожению. Таким образом, мотивация нападения на Украину соединяется с некрофилической тягой к разрушению. Поэтому вторжение россиян украинцы ощущают как нашествие орков, с которыми невозможно договориться, а войну с Россией – как войну на уничтожение, ведущуюся не только против украинской армии, но и против всех украинцев.

Украинцы используют образы эпопеи Толкиена для обозначения России и ее армии, потому что, во-первых, описание войны в его вселенной совпадает с экзистенциальным опытом войны России против Украины, а во-вторых, ценностная позиция героев Толкиена совпадает с позицией защитников Украины. В его трилогии агрессия Мордора происходит не только на материальном, но и на духовном уровне, а любое проявление морального релятивизма ведет к поражению. В борьбе с российской агрессией украинцы считают принципиально важным однозначное разделение добра и зла, как это показано у Толкиена. Любая попытка релятивистского истолкования добра ведет к оправданию российских нарративов, в том числе к уравниванию жертвы и агрессора.

Популярности образов Толкиена способствовала экранизация его эпопеи. Однако гораздо больше снято фильмов, сериалов и аниме о зомби и вампирах, ассоциацию с которыми вызывает не только некрофилическая ориентация российской власти, но даже символика российских военных подразделений – «Z» и «V». Российское командование безжалостно расходует живую силу в бессмысленных самоубийственных штурмах, будто это сила и не живая, а сами солдаты безропотно соглашаются погибать в таких атаках, будто они зомби. Тем не менее носители агрессивной российско-имперской идеологии ассоциируется именно с орками, а не с зомби или вампирами. Это связано с эстетическим неприятием символики смерти в украинском культурном сознании, которое отказывается распространять ее даже на врагов. Хотя орки олицетворяют зло, они все же живые, в отличие от зомби и вампиров. Мордор – это не потусторонний мир и не царство мертвых, а воплощение зла в земной жизни. Поэтому бороться с ним тоже нужно в нашей реальности. Если в России героизируют смерть, то в Украине – борьбу за жизнь. Это различие проявляется в том, как воюют россияне и украинцы.

Николай Карпицкий

Россия // словарь войны

Источник: PostPravda.info. 18.02.2025. 


Можно ли использовать слово «Россия» как название страны?

PostPravda.Info начинает новый проект – «Словарь войны». Его цель – «исправление имен», то есть уточнение понятий, которые политики часто понимают неправильно. Из-за этого они совершают ошибки, которые приводят к гибели людей, трагически сказываются на фронте, и вполне могут довести до глобальной войны. Одна из таких ошибок связана с непониманием, что такое Россия и каковы причины войны.

Сейчас Россия воюет против Украины, декларируя, что на самом деле воюет против «коллективного Запада», в то время как многие западные политики полагают, что эта война – это просто недоразумение, и можно просто договориться о мире. Но что означает слово «Россия»? Можно ли это слово употреблять как название страны, подобно тому, как мы употребляем названия других стран – Франция, Польша, Украина? Или же это слово означает вовсе не страну, а любую территорию, которую Кремлевская власть поставила под свой контроль? А может быть, это вообще пустое понятие, продукт политической идеологии? Этот термин – ключевой для понимания войны, поэтому рассматривается здесь первым.

Россия

– имеет два смысла: как название современного или предшествующего ему государственного образования на севере Евразии, и как идеологическая конструкция, которая подменяет понятие страны. Страна – это часть мира, которая выделяется на основе общей исторической или культурной судьбы народов, считающих ее родиной или прародиной. Благодаря этому разные государственные образования, возникающие на территории страны, имеют общее название и воспринимаются как развитие одного государства.

Современное государство Россия – Российская Федерация

После распада Советского Союза Россией стала называться крупнейшая союзная республика, получившая независимость, однако в массовом сознании быстро возобладали имперские настроения, и распад Советского Союза стал пониматься не как обретение независимости от Советской империи, а как трагедия, связанная с потерей принадлежавших России земель. Этому способствовало то, что российская власть официально объявила себя преемницей Советского Союза. Такое настроение стало предпосылкой оправдания захвата территорий соседних стран, что воспринимается в массовом сознании как справедливая война за возвращение утраченных территорий.

В настоящее время Россия утратила основные признаки государства. В частности, фактически разрушено единство правового поля, произвол власти подменяет закон, отменены выборы региональных властей, а центральная власть окончательно утратила свою законность после переизбрания президента в нарушение Конституции. Отсутствует не только правовая система, но и такой важный признак государства, как наличие общепризнанных границ. Российская власть фактически отменила их, когда объявила об аннексии ряда территорий Украины, включая и те, которые не контролирует.

Страна Россия

В массовом сознании – неопределенно широкое понятие, которое может включать разные территории, не имеющие общей историко-культурной судьбы, например, Дагестан и Чукотку. Этим понимание России отличается от понимания какой-либо другой страны, которая выделяется как территория на основании проживания на ней народа достаточно долгое по историческим меркам время. В этом случае такая территория понимается как страна с тем же названием, что и название народа или объединения народов общей исторической судьбой – Италия, Германия, Польша, Иран, Китай, Индия…

На территории страны исторически могут возникать разные государства с разными названиями, но все они будут ассоциироваться с этой страной. Иногда страна может выделяться как историческая территория народа, который впоследствии объединил другие народы в более широкое государство.

Например, Англия, которая входит в состав Великобритании. Однако невозможно выделить такую исконную территорию, исторически связанную с русским народом, которую можно было бы назвать страной под названием «Россия». В российском общественном сознании полностью отсутствует представление об изначальной территории народа, которая отличается от других приобретенных территорий в ходе истории. Более того, территория средневекового Московского царства, которое формальному принципу можно было бы ассоциировать с исконной прародиной русских, не имеет отдельного названия.

В Украине эту территорию могут называть Московией, но в российском массовом сознании такое понятие отсутствует. Другие земли и народы, которые сейчас объединены в государство Россия, не связывает никакая общая культурная или историческая судьба. Киевская Русь не может быть исторической прародиной современной России, поскольку ее наследницей является совсем другая страна – Украина. Московское царство возникло в результате покорения соседних народов и геноцида народа Новгородской республики, который отличался от московитов и по языку, и по социальному укладу жизни, и по самоидентификации. Поэтому псковско-новогородские земли некорректно относить к исторической прародине России.

Соответственно, непонятно где проводить границу этой прародины. Обычный россиянин не знает, где начинается граница земель других народов, которые были завоеваны, например, он уверен, что Волга – исконно русская река. Таким образом, понятие России как страны остается неопределенным и по этой причине в массовом сознании подменяется идеологической конструкцией.

Россия как идеологическая конструкция

Возникает на основе принципа выделения страны в связи не с культурой или народом, а с властью. В массовом российском сознании Россия соотносится не с определенной страной, а с идеологической конструкцией, а именно, с любой территорией, которую контролирует или контролировала раньше центральная власть. Границы такого образа России четко не определены и завесят от того, в какой перспективе видит конкретный носитель массового сознания: Россия в современном ее состоянии охватывает всю территорию Российской федерации и оккупированные районы Украины; в перспективе недавнего прошлого – все страны, которые входили в состав СССР; в перспективе далекого прошлого – Польшу, Финляндию и даже Аляску. В соответствии с этим Россия отождествляется и с Советским союзом, и с Российской империей Петра Первого, и с Московским царством, и с Киевской Русью, что противоречит исторической науке.

Россия и русский национализм

На основе этой идеологической конструкции в массовом сознании россиян формируется специфический национализм. Поскольку Россией считаются любые земли, которые контролирует власть, то от власти ожидают, что она будет преобразовывать эти земли так, чтобы это было удобно носителям русского языка, то есть обеспечивать условия, чтобы все понимали русский язык. Этот национализм может приобретать радикальную форму, когда другие языки воспринимаются как пережитки прошлого, с существованием которых можно мириться, за исключением белорусского и украинского, считающиеся ненастоящими или вредными языками, поскольку их существование ставит под сомнение единство русских, белорусов и украинцев как одного народа. Эта форма национализма подкрепляется ложной концепцией, будто русские, украинцы и белорусы – это один народ или, как минимум, происходят от одного народа.

Таким образом современное понимание России сформировалось не на основе культурно-исторического опыта, а на основе идеологии и соотносится не со страной, а с территорией, которую контролирует или когда-либо контролировала центральная власть, что служит оправданием новых завоевательных войн, в том числе и нынешней войны России против Украины. То есть само понятие России включает такие идеологические установки, которые разрушительны и подталкивают к новым войнам. Понимание этого обстоятельства привело к тому, что в Украине в повседневном общении Россию стали часто называть Мордором – словом, заимствованным из трилогии Толкиена «Властелин колец».

Николай Карпицкий

Николай Карпицкий. Боевые дроны с искусственным интеллектом. Ожидает ли нас война роботов осенью 2025 года? Беседа с Евгением Коваленко

Источник: PostPravda.info. 28.03.2025. 


Уже полтора года, как Россия проводит свою наступательную операцию. На протяжении всего этого времени можно было слышать прогнозы аналитиков, что из-за огромных потерь российская армия истощится и скоро не сможет наступать. Однако давление врага постоянно росло по всей линии фронта. Дело в том, что в России многие люди не видят перспективы нормальной жизни, и война для них – единственный способ подняться по социальной лестнице. У российских властей достаточно денег, чтобы непрерывно восполнять такими людьми любые потери российской армии в Украине.

Ни у Украины, ни у любой другой европейской страны такого резерва нет. Конечно, Европа имеет технологическое преимущество над Россией, но, как показал опыт войны в Украине на истощение, техника рано или поздно заканчивается, и преимущество получает тот, кто может дольше пополнять свою армию солдатами. Поэтому перспектива победы в войне на истощение сомнительна не только для Украины, но и для всей Европы, если она окажется следующей жертвой нападения. Однако эта перспектива сомнительна только на данный момент – технологическая революция в армии может радикально изменить ситуацию. Более того, бревые дроны уже сейчас начинают влиять на ситуацию на фронте. Если место солдат на передовой займут дроны с искусственным интеллектом, Россия потеряет свое главное военное преимущество. Ведь тогда все будет зависеть не от количества солдат, а от качества искусственного интеллекта дронов.

Но когда такие дроны могут появиться на поле боя, и как они будут менять ситуацию на фронте? Чтобы разобраться в этом вопросе, я обратился к специалисту – ІТ-архитектору, кандидату технических наук, доценту Киевского политехнического института имени Игоря Сикорского Евгению Коваленко.

Николай Карпицкий: Мы видим стремительное развитие нейросетей. Конкуренция между OpenAI и DeepSeek делает их более доступными. В своей текущей работе мы уже не можем обойтись без нейросети. Могут ли они помочь в разработке боевых дронов? Ведь требуется, чтобы дроны работали автономно, поскольку связь с сервером будет глушиться средствами РЭБ врага.

Канд. техн. наук, доц. Киевского политехнического института Евгений Коваленко: Разработка искусственного интеллекта для дронов и использование программ OpenAI и DeepSeek практически никак не связаны. Там нужны свои упрощенные модели искусственного интеллекта, которые будут специально разработаны под распознавание каких-либо определенных объектов на изображении и, возможно, управление летательным аппаратом. Они уже делаются, но с использованием уже других алгоритмов. Там сразу при разработке ставится задача, чтобы программа работала на достаточно слабеньком аппаратном обеспечении, типа Raspberry Pi или NVIDIA Jetson nano. Это одноплатные компьютеры стоимостью до 300 долларов. В них, например, есть аппаратная поддержка определенных операций с изображениями, то есть наличие возможности передать какие-то части обработки специализированным модулям, в то время как ядро процессора будет заниматься другими задачами.

Николай Карпицкий: Это далекая перспектива, когда работающие автономно дроны будут влиять на фронт?

Евгений Коваленко: Я считаю, что, вообще, уже этой осенью у нас с Россией может быть война роботов. То есть это перспектива очень-очень близкая.

Николай Карпицкий: Несмотря на то, что технически трудно сделать, чтобы программное обеспечение, которое работает на основе искусственного интеллекта было на каждом отдельном дроне?

Евгений Коваленко: Задача эта тяжелая, но здесь достаточно, чтобы один кто-то разработал ПО, и оно очень быстро распространится, соответственно, сначала на дронах той страны, которая их разработала, а через месяц-два оно уже будет и у врага. Потому что в современном мире долго скрывать какую-либо информацию, тем более IT-разработку, ну, практически нереально.

Николай Карпицкий: Можем ли мы сейчас представить, как будет выглядеть война в ближайшем будущем?

Евгений Коваленко: Можно провести такую аналогию. Во время Второй мировой войны военные мечтали о максимально мощной бомбе, которая может разрушить, например, четверть квартала. Просто масштаба мышления у людей не хватало представить нечто большее, было только желание без осознания последствий. Но, когда изобрели ядерное оружие, особенно после ударов по Японии, люди очень быстро поняли, что все! Дальнейшее развитие ядерного оружия суммарно несет больше угрозы чем пользы. Так же и с дронами. Сейчас все участники войны, что мы, что Россия, просто мечтают о том, чтобы поставить искусственный интеллект на дрон, возможно, воздушный, возможно, наземный с пулеметом, который поедет или полетит расстреливать врагов. Я не знаю, кто первый его сделает, но это быстро приведет к подобным последствиям, как с ядерным оружием.

Если речь идет о каких-то более цивилизованных странах (та же Америка, страны Европы), то они, скорее всего, будут тренировать искусственный интеллект так, чтобы он работал с определенными высокоприоритетными ограничениями, то есть, чтобы он как минимум не уничтожал гражданских. Но такие страны, как Россия и Иран, менее ограничены в морально-этических принципах. И, соответственно, если они разработают искусственный интеллект, который будет расстреливать всех врагов вместе с гражданскими и, заодно, например, будет уничтожать в пределах 25% собственного военного состава (такая разработка будет явно быстрее, чем в первом варианте), они решат, что эти потери приемлемы и такие дроны целесообразно применять на войне. И что с этим делать? Честно говоря, у меня сейчас какого-то ответа нет. Я предполагаю, что будут искать какие-то договоренности для ограничения применения искусственного интеллекта в войне, как это было с ядерным оружием. Но, какие они будут, мне пока трудно предсказать.

Николай Карпицкий: Да, если сейчас дрон, потеряв управление, просто врежется куда-то, то такие дроны с примитивным искусственным интеллектом до конца будут искать себе случайные мишени. Все это напоминает средневековых воинов-берсерков, которые наводили ужас своим неистовством. Они не боялись смерти и упивались кровью, находясь под воздействием мухоморов или белены. Такие дроны-берсерки будут наносить больше ущерба гражданским, чем военным.

Евгений Коваленко: К сожалению, да.

Николай Карпицкий: Что Россия может делать прямо сейчас, и что она сможет сделать в ближайшем будущем?

Евгений Коваленко: Вот у меня на столе лежит миникомпьютер Raspberry Pi Compute Module 4. Это устройство широчайшего спектра назначения. То есть, его используют как для управления умным домом, так и для создания дронов. И таких миникомпьютеров в мире достаточно много. Это – устройство полностью гражданского назначения. Оно, кстати, попадает под санкции для России, но все равно закупить и завезти его в РФ не является проблемой. Потому что на рынках Европы и Азии они продаются свободно. Любой человек может их купить за границей и привезти просто в сумке. Санкции только повышают цену для россиян, но доступ не перекрывают.

Николай Карпицкий: Но ведь тут речь идет об обычных дронах. Однако такой процессор, который нужен для искусственного интеллекта – это другой уровень? Насколько он доступен для России?

Евгений Коваленко: По состоянию на нынешний момент для использования адекватного искусственного интеллекта на коптере, который, например, сможет навести FPV-дрон на цель, такой платы еще недостаточно. Но, опять же, искусственный интеллект развивается, и я не удивлюсь, если примерно через год уже напишут ядро искусственного интеллекта, а потом его натренируют для работы и на этой плате тоже. Скажем так, чтобы дрон имел навигацию без GPS, то есть по заранее загруженным снимкам с Google-карт и, анализируя изображение с камеры, определял свое местоположение, этой платы уже сейчас вполне хватает.

Николай Карпицкий: То есть дрон уже может автономно долететь до цели и выполнить задачу?

Евгений Коваленко: Нет. Долететь он, конечно, долетит, но как именно найти цель и как ее поразить – это уже отдельный вопрос. Например, наши дроны атаковали нефтеперерабатывающие заводы. Предположу, что использовали подобные миникомпьютеры, возможно, немного дороже. Их тренировали на изображениях ректификационной колонны, которых много в интернете. Это, в принципе, нетрудно, потому что такие колонны выглядят примерно одинаково на всех заводах, так что нацелиться на них можно издалека. Однако, если цели более разнообразны, задача сильно усложняется.

Еще одна проблема связана с мощностью платы: чем менее мощная плата, тем меньшее количество кадров в секунду она способна проанализировать, а значит, система ориентации будет работать медленнее. Когда дрон просто летит над землей и ориентируется по Google-картам, это не является проблемой – даже анализ одного изображения раз в 10 секунд вполне достаточен. Но, если в последние секунды нужно точно скорректировать курс дрона, чтобы он поразил цель, то система должна анализировать изображение минимум 5 раз в секунду. А тут уже нужен в 50 раз мощнее процессор.

Николай Карпицкий: Когда дроны с искусственным интеллектом начнут заменять солдат на фронте и смогут за них выполнять задачи, дабы нивелировать разницу в количестве тех, кто держит фронт?

Евгений Коваленко: И тут как раз возникает задача, которая сложнее, чем поражать нефтебазы и нефтеперерабатывающие заводы. Потому что колонна на НПЗ большая, она не движется. Но бегущий враг – это подвижная мишень, контуры которой меняются. Соответственно, здесь надо гораздо больше вычислительных ресурсов, чтобы его корректно распознать. Если говорить о распознавании свой/чужой, то сложность задачи становится еще больше. Предполагаю, что пока за это даже никто не брался, поскольку дрон можно просто запустить в сторону врага и запрограммировать, чтобы как только он увидит первого человека в зеленом или «оливе», поражал его. Это то, на что пока способны нейронные сети. Их переобучение – долгий процесс, а учитывая, как быстро меняются опознавательные знаки, даже бессмысленный.

Николай Карпицкий: Может быть обеспечить всех своих солдат каким-либо устройством или сигналом, чтобы наши дроны отличали «своих»?

Евгений Коваленко: Понимаете, в чем проблема? Противнику достаточно запустить дрон-разведчик, чтобы прослушать этот радиосигнал, увидеть QR-код на плече, или какой-то маячок. А дальше, считав его параметры просто оснастить своих солдат таким же. Пока проблема «свой/чужой» может быть решена просто. Отправляешь дрон на условные десять километров вперед, где своих уже точно не будет, а потом включается алгоритм поиска и уничтожения.

Николай Карпицкий: Значит, дроны с искусственным интеллектом еще очень нескоро будут эффективными?

Евгений Коваленко: Очень скоро. В перспективе 2-3 лет уже процентов 70, я ставлю на то, что будут массово распространены дроны (и летающие, и на колесах), которые будут автоматически находить цели и уничтожать их. И во многом они будут выигрывать по характеристикам у человека.

Николай Карпицкий: Я вот думаю, какой шанс у нас продержаться до изменения правил войны в силу перехода на новый технический уровень. Сейчас на эту оборонную кампанию, которую Украина проводит на Донбассе, эти изменения не успеют повлиять?

Евгений Коваленко: Думаю, не успеют.

Николай Карпицкий: Но если удастся заключить перемирие, то начнется гонка военных технологий на основании искусственного интеллекта.

Евгений Коваленко: Я думаю, что это будет похоже на гонку ядерных вооружений во время Холодной войны. Но сейчас гонка вооружений будет в первую очередь между США и Китаем. Потому что Европа с рынка искусственного интеллекта выпала практически полностью, поскольку выбрала такую стратегию, которая хороша в ближайшей перспективе, но просто губительна в будущем. Вместо того чтобы разрабатывать свои технологии искусственного интеллекта, она максимально облагает штрафами технологических гигантов. И на этом имеет неплохие деньги.

Николай Карпицкий: Какие преимущества имеет Китай в разработке дронов с искусственным интеллектом?

Евгений Коваленко: Как я уже говорил, если у врага он появится, то через два месяца он будет и у нас. Проблема в том, чтобы было на что этот искусственный интеллект установить. Именно поэтому сейчас столь значима роль Тайваня, потому что именно там находится крупнейший в мире завод по выработке интегральных микросхем. У Китая этих технологий пока что нет. Они пытаются развить, но не очень получается.

Николай Карпицкий: Сможет ли Китай у себя наладить это производство?

Евгений Коваленко: Приведу один пример. В Тайване работает завод TSMC, и на нем выпускается очень много процессоров, например, к мобильным телефонам, в частности 80 % вероятность, что и ваш процессор был выпущен именно там. Кажется, Samsung пробовал производство процессоров перенести на другой завод. Все выполнялось точно по тому же самому техническому процессу, но процессор, выпущенный на другом заводе, непонятно почему потреблял на 15 % больше энергии. То есть тут какие-то мелочи, которые то ли не замечают, то ли они скрыты какой-то коммерческой тайной, не знаю. Кроме того, чтобы сделать с нуля завод производства полупроводников так, чтобы он заработал и начал выпускать уже первые более-менее адекватные продукты, нужно в среднем пять лет. В это сейчас сильно вкладывается США, чтобы иметь свои заводы, поскольку они слишком зависят от Тайваня.

Николай Карпицкий: Здесь нужно уточнить для неспециалиста. Что технический уровень Китая позволяет делать, и что еще не позволяет? Где он сам может что-то сделать, а где ему нужна технология уровня Тайваня?

Евгений Коваленко: Что Китай может сейчас сделать? Хороший процессор для вашего или моего мобильного телефона, для компьютера. Что он не может сделать? Мощный графический процессор, на котором искусственный интеллект сможет раскрыть свой потенциал. Высокопроизводительные процессоры для искусственного интеллекта Китай пока делать не может. Их разрабатывает только одна компания в мире – NVIDIA. Это – США. При этом изготавливаются они в основном в Тайване.

Николай Карпицкий: А Тайвань тогда что может сам делать? Какой его вклад?

Евгений Коваленко: Тайвань может производить процессоры почти для чего угодно, но под заказ компаний из других стран, имея от них технологическую документацию, несколько упрощенно – чертежи микросхем. В том числе для мобильных телефонов и компьютеров, для ИИ, а также для военных применений – все с очень высокой производительностью. Но, Тайвань ничего не разрабатывает сам, ему нужен заказчик с готовыми чертежами и деньгами на большие партии для производства. Китай в этом плане отстает в этом плане. Он тоже может делать такие процессоры, но они по всем характеристикам отстают от тайваньских. Но их уже можно использовать.

Николай Карпицкий: То есть Китай уже может запустить производство дронов с искусственным интеллектом, только они будут немножко примитивные?

Евгений Коваленко: Да, может. В принципе, производство дронов с искусственным интеллектом сейчас точно могут запустить Китай и США, но в случае США – тот еще вопрос, сколько они будут стоить из-за бюрократии. Несколько меньшие, но тоже реальные шансы у Нидерландов и Южной Кореи.

Николай Карпицкий: То есть они уже могут выпускать процессоры для искусственного интеллекта, которые можно поставить на дроны. Да?

Евгений Коваленко: Да. Но если о дронах говорить, то там надо еще производить двигатели, аккумуляторы. А двигатели – это магниты, это редкоземельные металлы, самые большие на Земле залежи которых, к сожалению, в Китае (70% от мировых). Другие страны, имеющие свои залежи, сильно зависят от него в плане переработки. Значительные залежи есть и в России, но отсутствует инфраструктура для их добычи.

Николай Карпицкий: То есть Россия не сможет сделать дроны с искусственным интеллектом в ближайшем будущем?

Евгений Коваленко: Сможет только если Китай продаст процессоры и редкоземельные металлы, или готовые двигатели для коптеров. Все остальное Россия может делать сама – если речь идет об обычных FPV-коптерах. Если говорить о чем-то более технологичном, типа ракет, то там уже другая история. Там сама точно не сможет.

Николай Карпицкий: А у Украины какие перспективы?

Евгений Коваленко: Абсолютно те же самые, что и у России.

Николай Карпицкий: То есть уровень один и тот же?

Евгений Коваленко: Полностью идентичный.

Николай Карпицкий: Есть ли какие-то препятствия в Украине для применения новых технологических разработок боевых дронов?

Евгений Коваленко: Да, есть. Как бюрократические, в том числе связанные с порядком закупок, так и психологические препятствия, в частности связанные с тем, что знакомство с новыми технологиями требует усилий и готовности к изменениям, но это уже отдельный разговор.

Выводы. Боевые дроны – четыре варианта развития

На основе тех знаний, которые сообщил в этой беседе Евгений Коваленко, можно увидеть несколько вариантов развития технологии боевых дронов.

Сейчас дронами управляют пилоты дистанционно, однако и Россия, и Украина совершенствуют технологии радиоэлектронной борьбы (РЭБ). С их помощью дроны ослепляются и попадают в случайные цели, увеличивая количество жертв среди гражданских. На днях один такой ослепленный «Шахед» довольно долго кружил над моим домом и взорвался совсем близко. Проблему решает управление дронами через оптоволокно, однако это эффективно лишь на небольших дистанциях. Современные технологические возможности противоборствующих сторон и условия войны диктуют, в каком направлении будут развиваться боевые дроны. Теоретически возможны несколько вариантов развития этой технологии.

Развитие искусственного интеллекта в гражданской сфере определяется технологической целесообразностью. Гораздо проще иметь один суперкомпьютер в качестве сервера, который будет отвечать на запросы пользователей. Очевидно, что именно по этому направлению пойдет развитие гражданских дронов, но не боевых, связь которых с сервером легко нарушить средствами РЭБ. Назовем условно этот вариант развития «Марионетки супермозга», когда искусственный интеллект на одном сервере постепенно будет заменять пилотов дронов.

Второй вариант развития технологии болевых дронов назовем условно «Рой насекомых». Управлять роем дронов не под силу ни одному пилоту. Было бы проще, если бы дроны обменивались между собой информацией и сами принимали «коллективное» решение. Однако и против таких роев также можно настроить средства РЭБ, даже если дроны будут действовать независимо от главного сервера.

Третий вариант развития наиболее вероятен и наиболее бесчеловечен. Назовем его «Берсерки». Чтобы средства РЭБ не могли подавить дрон, он должен действовать полностью автономно. Поскольку на дрон проблематично загрузить сложную программу искусственного интеллекта, которая работала бы полностью автономно, то, скорее всего, будут загружать примитивные программы, нацеленные на решение простых задач. Например, уничтожать в тылу врага всех без разбора.

И, наконец, четвертый вариант развития, который, как я надеюсь, постепенно будет реализовываться в Украине, условно назовем «Стая птиц». Для этого на каждый отдельный дрон надо будет устанавливать автономную программу искусственного интеллекта, которая позволит ему целесообразно выбирать способы и цели атаки. В таком случае боевые дроны смогут работать как вместе, так и по отдельности, независимо друг от друга и от пилота.

Еще беседы с Евгением Коваленко:


Николай Карпицкий. Изменит ли мир конкуренция между DeepSeek и OpenAI? Беседа с Евгением Коваленко

Источник: PostPravda.info. 13.02.2025. 


В ближайшем будущем такие инструменты, как Deepseek, Evenlabs или ChatGPT, в общем – искусственный интеллект, может столь же стремительно изменить мир, как изменил его интернет. Принципиальное отличие искусственного интеллекта от компьютерных программ предыдущего поколения в том, что он не программируется в привычном смысле этого слова, а обучается. Для этого используется математическая модель, построенная по принципу нейронных связей в живом организме, поэтому ее техническую реализацию называют искусственной нейросетью.

Ждет ли нас технологический скачок, открывающий возможности в информационном будущем, которые мы даже представить сейчас не можем, или же мы разрушим цивилизацию в Третьей мировой войне? Человечество сейчас на перепутье, и выбор пути зависит от того, какую стратегию развития выберет Китай. Модель развития, обеспечившая ему стремительный подъем, близка к исчерпанию. Решить эту проблему можно путем дальнейшей экспансии либо в технологической сфере, либо в военной.

В подобной ситуации Россия выбрала военную экспансию, хотя у нее были и средства, и возможности совершить небывалый технологический прорыв. Из Китая также в последние годы приходили неутешительные новости: милитаризация, напряженность вокруг Тайваня, постепенное вовлечение «вассальной» Северной Кореи в войну против Украины. Но, наконец, пришла и хорошая новость.

В январе 2025 года китайская компания DeepSeek выпустила бесплатное приложение для чата на базе собственной модели искусственного интеллекта с открытым исходным кодом – DeepSeek-R1, доступ к которому значительно дешевле, чем у ее конкурентов. Приложение сразу стало популярным, что сопровождалось резким падением в цене акций ряда американских технологических компаний. В это же время Дональд Трамп обещает инвестировать полтриллиона долларов в развитие инфраструктуры искусственного интеллекта в США.

На наших глазах разворачивается жесткая конкуренция между США и Китаем за свое место в информационном будущем, в котором России нет места, поскольку невозможно одновременно быть игроком на рынке современных технологий и развязывать агрессивные войны. До тех пор, пока Китай допускает возможность войны за Тайвань, он будет заинтересован в продолжении войны России против Украины. Но если он выберет путь мирного технологического развития, то у него появится мотивация принуждать Россию к миру, которая от него полностью зависит. Пока это только надежда, подождем результаты переговоров между Дональдом Трампом и Си Цзиньпином.

Как развитие нейронных сетей повлияет на нашу жизнь и к чему может привести конкуренция между ними? В беседе с Николаем Карпицким (PostPravda.Info) на этот вопрос отвечает IT-архитектор, кандидат технических наук, доцент Киевского политехнического института имени Игоря Сикорского Евгений Коваленко.

Николай Карпицкий. Скажите, какие возможности нейросети DeepSeek, и может ли она составить конкуренцию моделям искусственного интеллекта OpenAI?

Евгений Коваленко. Главное преимущество нейросети DeepSeek в том, что она открыта. Кто угодно, у кого достаточно мощный компьютер стоимостью 5-7 тыс. долларов, может запустить ее максимальную версию ее у себя дома. Что касается стоимости доступа, склоняюсь к тому, что китайская компания откровенно демпингует рынок. Я думаю, что себестоимость услуг все-таки выше заявленной. Однако тут еще нужно знать, сколько энергии тратиться на выполнения одного запроса. В нейросети OpenAI на один запрос расходуется в среднем 2,5 Вт⋅ч энергии. Это хватило бы на 4-6 часов работы одного смартфона. По предварительным данным DeepSeek потребляет в 7-9 раз меньше.

Теперь, что касается качества. Я посмотрел в интернете несколько отдельных независимых тестов, и во всех них сеть от DeepSeek суммарно проигрывает OpenAI на 20-25 %. И это очень существенный отрыв. Тесты составляются из самых разных задач, начиная с физики и заканчивая социальными науками и прикладными задачами, а потом анализируется, как одни и те же задачи решают разные нейросети, какие задачи та или иная модель решает правильно, на какие дала неточный ответ, а на какие откровенно ложный. Тестирование проводится с платных аккаунтов, чтобы ограничения для бесплатных пользователей не повлияли на результат. Получается, что на 25 % больше задач модель OpenAI решает лучше. Хотя модель от DeepSeek лучше работает в некоторых задачах, но их меньшинство.

Николай Карпицкий. Однако при переходе к задачам более высокого уровня их сложность увеличивается в геометрической прогрессии. Эффективное решение простых задач говорит лишь о способности быстро применять простые алгоритмы, которые бесполезны на другом уровне сложности. Мы видим это в жизни, бывает, умственно отсталый человек может прекрасно играть в шахматы, выдающийся ученый может оказаться бестолковым в бытовых делах.

Евгений Коваленко. Так, поэтому задачи постоянно усложняются и обновляются, практически каждые несколько месяцев. Для их оценки привлекаются профильные специалисты.

Николай Карпицкий. Однако тут возникает такая же проблема как с IQ-тестами для человека. Чтобы их решить, нужно уметь находить простые алгоритмы. Есть люди, которые могут находить алгоритмы для стандартных задач и получают высокую оценку при тестировании IQ, хотя они не способны решать нестандартные задачи, требующие интуиции, в то время как человек с низкими результатами тестирования IQ может оказаться гениальным в творческой сфере. Может ли быть так, что система, демонстрирующая меньшую мощность в решении нынешних задач, в перспективе, когда столкнется с более сложными задачами, будет решать их лучше других? Например, человек может очень медленно решать в уме арифметические задачи, но у него талант к алгебре.

Евгений Коваленко. Да, такая проблема есть, однако для пользователей важно знать, какая нейросеть самая лучшая для практического применения. Поэтому тестирование проводится именно с такой прагматической целью, и полученные результаты тоже важны, потому что показывают, насколько одна нейросеть более развита по сравнению с другой. Конечно, каждая нейросеть может лучше других решать какой-либо узкий сектор задач, и то, что на данный момент нейросеть может решить больший процент задач, не означает, что она более адаптивна для дальнейшего развития. Однако, если оценивать усреднено, то та нейросеть, которая решает больше задач сейчас, скорее всего будет больше задач решать и в будущем. Хотя такая закономерность нарушается довольно часто.

Николай Карпицкий. Я так понял, что главное преимущество DeepSeek, что их нейросеть с открытым кодом. Что это означает?

Евгений Коваленко. Это означает, что любой человек можно скачать и запустить сеть DeepSeek на своем компьютере. Сеть от OpenAI нельзя свободно скачать и установить. Компания предоставляет такую возможность только своим партерами. Хотя это лишь дело времени, когда ее нелегально скопируют на жесткий диск и выложат в Даркнете (в скрытой сети между доверенными пользователями, которая не индексируется). Хотя я думаю, что для официального использования государственными или коммерческими организациями все равно нужно будет покупать лицензию для использования нейросети и от DeepSeek, и от OpenAI.

Николай Карпицкий. Насколько технически сложно запустить у себя DeepSeek в автономном режиме, чтобы быть независимым от китайской компании?

Евгений Коваленко. Все зависит от того, какое оборудование может себе позволить человек, чтобы запустить у себя эту систему. У DeepSeek около шести, если я не ошибаюсь, вариантов нейросети от минимального, до максимального. Минимальный вариант нейросети можно запустить на персональном компьютере, для этого потребуется пара десятков гигабайт оперативной памяти и не очень старая игровая видеокарта. Чтобы запустить максимальный вариант, нужен компьютер за 5-7 тыс. долларов. Такой компьютер может быть у состоятельных геймеров или у людей, которые специально соберут его для работы с нейросетями.

Обычным пользователям для решения своих повседневных задач компьютер такой мощности не нужен. Однако и в этом случае речь идет об автономном использовании уже обученной нейросети. Чтобы не только пользоваться уже обученной нейросетью, но и самостоятельно обучать ее далее требуется в сотни-тысячи раз больше вычислительных ресурсов, которые не может себе позволить не только физическое лицо, но украинская корпорация среднего, а может быть даже и высокого уровня. Однако возможность доучить нейросети предоставляют сами DeepSeek и OpenAI на своих мощностях, также это можно делать на оборудовании специализированных датацентров, например, в Amazon или Microsoft, что значительно дешевле и выгоднее.

Николай Карпицкий. Какое тогда для нас имеет значение открытость нейросети, если технически так сложно воспользоваться этой открытостью?

Евгений Коваленко. Очень большое значение и в техническом, и в политическом плане. В техничном плане специалисты могут проверить, что эта нейросеть делает с данными, как она работает внутри, не подтасованы ли тесты. Специалисты могут ту же саму нейросеть запустить у себя и проверить ее по тем же самым тестам. Это актуально не только для нейросетей, но и для всего открытого программного обеспечения. В этом его огромный плюс.

В политическом плане ее открытость означает то, что если DeepSeek почему-то решит, что довольно уже держать низкие цены, а нужно сделать их такими же, как в OpenAI, то просто запустится множество ее альтернатив на каких-либо любительских серверах, которые построят на этом коммерциализацию. Поэтому открытость системы становится определенной гарантией того, что DeepSeek не поднимет цены, а если поднимет, то незначительно.

Николай Карпицкий. Может ли какая-либо нейросеть стандартом, с которым мы потом будем вынуждены считаться?

Евгений Коваленко. Скорее не может, потому что среднестатистическому пользователю легко переключиться с одной нейросети на другую. Чтобы запустить на своем компьютере DeepSeek, надо сначала скачать определенную универсальную программу – Launcher, которая запускается непосредственно в браузере и предлагает выбрать нейросеть для установки – DeepSeek или какую-нибудь другую.

В два-три клика можно установить новую сеть, и такой переход несложный даже для неопытного пользователя после просмотра обучающего видео. Другое дело, если люди вложились в обучение нейросети под какие-то свои задачи. Например, если банк доучит нейросеть OpenAI, чтобы она могла оптимизировать работу колл-центра и отвечать по телефону на большинство вопросов клиентов, то эти наработки перенести на модель DeepSeek так легко не получится. Таким образом банк будет уже привязан к модели OpenAI.

Опять же, выбирать для переобучения, скорее всего, будут те нейросети, которые на тот момент будут популярными, и сейчас у DeepSeek есть хорошее преимущество. С другой стороны, недавно анонсирован проект Stargate по развитию искусственного интеллекта, который будет реализовываться на базе алгоритмов OpenAI. Поскольку в этот проект вложилось много людей, у которых есть деньги или власть, очевидно, они будут поддерживать его и дальше, и это также скажется на конкурентной борьбе.

Украина ведь тоже стремиться участвовать в развитии искусственного интеллекта. Может ли ей в этом помочь то, что китайская нейросеть DeepSeek открыта? Или же тут таится опасность попасть под влияние Китая?

Евгений Коваленко. Ответ зависит от того, для чего использовать искусственный интеллект. Для боевых дронов не подойдет ни DeepSeek, ни OpenAI, поскольку эти системы требуют очень мощного аппаратного обеспечения, которое невозможно установить на беспилотник. Тут нужно разрабатывать свои более легкие модели искусственного интеллекта, и Украина идет именно этим путем.

Если задача в улучшении государственных или образовательных услуг, то тут подходят обе системы, и американская, и китайская. Они находятся в похожих конкурентных условиях: бесплатные версии для личного некоммерческого использования, однако если университет решит автоматизировать обучение с помощью нейросети, ему все равно придется покупать лицензию или платить непосредственно за вычисление.

Но, может, тогда студенты будут свободно использовать DeepSeek? Ведь им можно будет запустить ее у себя, не покупая лицензию.

Евгений Коваленко. Так, студенты могут использовать ее свободно. Однако я не думаю, что у многих студентов будет достаточно мощный компьютер для того, чтобы ее использовать.

А если студенты объединятся и создадут свою внутреннюю нейросеть?

Евгений Коваленко. Теоретически возможно, что 20-30 студентов соберут деньги и поставят один сервер, которым все будут пользоваться. Но скорее всего, они просто купят подписку у OpenAI или DeepSeek. Это будет значительно дешевле, поскольку стоимость оборудования значительно выше, чем подписка на много лет вперед.

Может ли Украина стать активным участником проекта информационного будущего?

Евгений Коваленко. Вот тут как раз у Украины очень хорошие перспективы, потому что нас нет такой забюрократизированости и пагубного постоянства, как в Западной Европе. И также нет и таких проблем, как в США, когда значительная часть средств, выделяемых, например, на здравоохранение, по факту идет на судебные тяжбы между врачами и пациентами. И хотя наша система коррумпированная, но не самая коррумпированная в мире, уровень коррупции у нас средненький, и так получается, что у нас сама социальная система в целом не ставит палки в колеса при развитии технологий. И это уже очень много.

У нас достаточное число энтузиастов, у нас одни из наиболее низких налогов в Европе для частных предпринимателей, и поэтому люди, которые действительно зарабатывают деньги в IT, в том числе и мои знакомые, прямо говорят: «Нам выгодно находится в Украине. Хотя мы работаем в зарубежной компании, нам выгоднее платить налоги в Украине». Поэтому, когда война закончится, многие специалисты IT, которые выехали за рубеж, вернутся. Не все, к сожалению, но будет достаточное количество таких, кто захочет жить в Украине и заниматься IT. К слову, добавлю, что для IT-шника, который зарабатывает выше среднего, Украина является очень комфортным местом для жизни, учитывая наш уровень сервиса и наши цены.

Так, и я думаю, что важнее всего нам не потерять это преимущество в будущем. Такая опасность есть, поскольку Украина сталкивается с теми же проблемами, что и другие страны постсоветского пространства, в которых гражданское общество недостаточно сильно, чтобы поставить под контроль некомпетентную бюрократию, а заблокированные социальные лифты не позволяют обновить ее. Я наблюдаю, как с каждым годом система образования становится все больше забюрократизированной, и думаю, что такая тенденция проявляется и в других сферах.

Евгений Коваленко. Так, но у нас сделан первый шаг – цифровизация бюрократии. Где еще 70 % государственных услуг можно получить, не выходя из дома?! Конечно, эта оптимизация бюрократии еще не решает всех проблем, однако искусственный интеллект уже сейчас дает возможность лучше к ней адаптироваться. На днях OpenAI предоставила новую услугу: теперь с помощью искусственного интеллекта можно автоматизировать рутинные задачи. Допустим, требуется написать какое-либо резюме и сделать его рассылку. Искусственный интеллект сам управляет мышкой, клавиатурой, и решает эти задачи. Эта технология будет очень быстро развиваться, и благодаря ей можно очень быстро разобраться с бюрократией.

Что преподавателя больше всего раздражает в работе? – Необходимость расписывать массу повторяющейся и никому не нужной информации в планах, программах, различных формах. Преподавателю приходится держать в голове все требования к их оформлению, однако искусственный интеллект может все это сделать моментально, что позволит преподавателю не отвлекаться на бюрократические требования и заниматься основной работой. И цифровизация бюрократии этому очень способствует. Вполне возможно, что сложиться ситуация, когда искусственный интеллект по заказу бюрократии сам будет формировать новые требования, и сам же отчитываться по ним по заказу подчиненных. Возникнет отдельная от людей замкнутая в себе виртуальная бюрократическая среда. Конечно, это выглядит как глупая трата вычислительных ресурсов, однако положительный конечный результат все же будет – освобождение людей от рутины бюрократической работы.

Еще беседы с Евгением Коваленко:


суббота, 8 марта 2025 г.

Христина Луцык. Алина могла быть моделью, а сейчас – пилот дрона на Донбассе: «Женщина в армии должна пройти круги ада»


Насколько трудно девушке попасть на боевую должность? Нужны ли женщины на фронте? Как воспринимают войну украинские солдаты на передовой? Как они представляют себе возвращение домой после войны? Что изменилось в украинском обществе за последние два года? Смогут ли такие молодые люди, как Алина, которая пошла в армию в возрасте 21 года, продолжать жить нормальной жизнью, когда на их глазах погибли многие близкие им люди? На эти и другие вопросы отвечает пилот дрона в украинской армии Алина Каре в интервью Христине Луцык. Предлагаем перевод с украинского расшифровки видеозаписи интервью.

Пилот дрона ВСУ: «Раз вы не идете, то я пойду в армию»

Христина Луцык. Друзья, мое почтение зрителям ПостПравды, я Христина Луцык, и в этом видео мы расскажем вам историю Алины Каре. Это девушка модельной внешности, которая добровольно пошла в армию на боевую должность. Сейчас она пилот дрона. И мы пообщаемся с этой девушкой о том, как это быть женщине в армии на боевой должности, о ее пути, как она туда попала, с какими проблемами сегодня сталкивается. А также об очень сложной ситуации на фронте. Все это в нашем сегодняшнем интервью.

Да, друзья, уже присоединила Алину к нашему разговору. И сейчас мы поговорим об очень многих интересных моментах, потому что женщин в армии у нас в Украине много, но на боевых должностях непосредственно их не настолько много, как, может, кто-то думает об этом. Поэтому, Алина, расскажи, пожалуйста, вообще, почему ты пошла в армию? Потому что фактически несмотря на то, что у тебя пол, соответственно, тот, на который сегодня еще не распространяется призыв, у тебя и возраст еще не призывный. Даже если бы ты была парнем, ты еще могла и не попасть в армию. Как ты приняла для себя решение, что тебе пора присоединяться, еще и на боевую должность?

Алина Каре, пилот дрона ВСУ. Вообще, тема армии, это для меня такая довольно щепетильная, можно сказать. Я очень долго думала об этом. И не в плане того, что там я не вывезу, я больше волновалась за то, что я буду здесь обузой. Типа, давайте смотреть правде в глаза. Я девушка, при чем молоденькая девушка. И мало вешу. Я просто боялась, что буду больше мешать, чем наоборот помогать.

Но сейчас я служу почти два года. И вообще окончательно для себя решила, что я хочу именно на боевую должность, в тот момент, когда ты гуляешь по Тернополю, и мужчины уже не выходят. Просто гуляют одни девчонки, и все. Или мужчины непризывного возраста. И мне друзья начинают рассказывать: «Я сегодня туда не пойду, потому что там ТЦК стоит. Я в клуб тогда не пойду... Даже не в клуб, а просто в какое-нибудь кафе или парк погулять, потому что там ТЦК ходит».

И ты так думаешь: «А что делать?» А это было как раз начало 23 года. И уже на тот момент настроения были такие, что я туда не пойду, потому что там ТЦК ловит. И все, я думаю, ладно, раз вы не идете, то я уйду.

Я хотела быть штурмовиком

Скажи, пожалуйста, как попасть девушке на боевую должность? Потому что я знаю, что твой путь мобилизации в армии очень сложен. Потому что, несмотря на твои же габариты, как ты сказала, тебя не хотели очень долго брать в войско. Давай так, чтобы тебя лучше было визуализировать, нас сейчас смотрят друзья из Польши, какой у тебя рост, какой вес, если ты хочешь это назвать. Чтобы они поняли, какие у тебя объемы, и с какими сложностями ты столкнулась тогда, когда пришла в военкомат впервые.

Я хотела быть штурмовиком. Я сразу такая думаю: ну вот сидеть дома, это не для меня. Я хотела уезжать, я хотела что-то делать. У меня рост на метр шестьдесят пять и вес плюс-минус пятьдесят пять килограммов. Я прихожу, а мне на тот момент двадцать один год. И я такая, хочу быть штурмовиком. Говорю: «Руки, ноги есть». Говорю: «Я вижу, вы девочек берете». Типа, все, я готова, ну просто дайте подписать. Какие бумаги нужны? Они мне сказали: «Мы вам перезвоним». – «О чем?»

Приходит день, второй, третий. Никто мне не звонит. Я думаю, пойду сама туда. Я пошла, говорю: «Так и так, я приносила документы, чего вы мне не звоните?» – «Ну, поймите, вы девушка, вы молоденькая, из вас штурмовик не выйдет, мы вас не возьмем».

Думаю, ладно. Звоню… Потом мне уже перезвонили из тернопольской части и предложили должность либо повара в Тернополе, либо пресс-офицера в Вараше или в Нетишине, что-то типа того. Ну это, короче, Западная Украина. Это еще западнее, чем я в Тернополе была.

И я такая им говорю: «Вы что, серьезно, что ли?» Типа, я прошусь, чтобы, ну типа, выезжать на боевые задачи, а вы меня еще глубже на Запад посылаете. И все. Я сказала, что мне это не подходит. Непосредственно нашла уже номер части, в которой сейчас служу. Набрала их. И описала так себя. Описала, типа, чем я занималась до этого, сколько там я вешу и тому подобное. И они сказали: «Приезжай на собеседование». И все. И то поначалу я не была на боевой должности. Сначала я была пресс-офицером. Я проработала буквально около полугода как пресс-офицер, а потом я уже перешла в БПЛА.

Сложная ситуация на фронте

Очень часто на Западе слышат такое словосочетание: «Сложная ситуация в Украине на Донбассе», «Сложная ситуация в Украине на Харьковском направлении». Объясни, пожалуйста, потому что в Украине украинцам возможно и понятно, что такое сложная ситуация. Ибо для кого-то может быть сложная ситуация, когда нет денег. Дома – это сложная личная ситуация. А в Украине там на Донбассе сложная ситуация. Что это? – Чтоб понять людям, не живущим здесь.

Это когда пи…ы лезут, везде, где только можно и не можно. Когда они начинают свои наступления. И сейчас на Донбассе везде сложная ситуация. Раньше было там какое-то одно направление. Там или на Часов Яру, или на лиманском направлении, где было сложно. Там было большее давление россиян. Сейчас на Донбассе везде так. Взять даже то же лиманское направление – Луганскую область. То есть там сейчас осталось полтора села. Если бы полтора села пи…ы забрали, Луганская область уже будет полностью не наша.

Скажи, пожалуйста, по состоянию на сегодняшний день о тех боевых точках, где ты была, где уже вашей бригады нет. О чем ты можешь рассказать? Где ты была? Где ты летала? И вообще, как тебе, человеку, не причастному к армии, к полномасштабной войне, было акклиматизироваться в этом всем? Сложно ли было, несмотря на то что ты девушка, например, найти себе место уже непосредственно, когда ты попала в боевую зону?

Непосредственно, как пилот, я визжала: это Макеевка и Харьковское направление, это Липцы. Вот там я уже вкус жизни ощутила. Ибо я до этого слышала артиллерию, но я не слышала КАБов. А КАБы это – просто ну я даже не знаю как это описать.

Ты бывала близко, бывало ли так, что где-то реально близко прилеты были, что ты их чувствовала уже на себе конкретно?

Ближайший это был 30 метров от меня. Ну, тогда у нас у соседей выбило дверь в подвале. Мы тогда сидели, работали. Наши точки находились прямо в деревне. И мы работали из подвалов. Вот, и то у соседей выбило двери в подвалах. У нас все нормально прошло, слава Богу.

Вот зачем оно тебе нужно?

Да, 30 метров, это совсем рядом. Что сказали твои родные, когда ты им позвонила по телефону и сказала, что, ну все, я уже в рядах сил обороны, я буду ехать на передовую?

Они думали до последнего, что я буду, ну штабником, что я буду сидеть где-то на месте здесь, в ППД [пункте постоянной дислокации], и я буду заполнять эти бумажки. И все. Ну, мама плакала, папа ничего не сказал, и все. Просто: «Для чего оно тебе нужно? Вот зачем оно тебе нужно? Ну, поезжай на Волынь, там живи свою прекрасную жизнь». Говорю: «Я так не могу, я не хочу так. Я могу себе на Донбассе где-нибудь в каком-то раздолбанном доме жить свою прекрасную жизнь».

Что они говорят на сегодняшний день о твоем выборе, когда уже прошло почти два года. Когда они уже, наверное, знают, что это такое, что ты работаешь на боевой должности, ты уже не сидишь где-то, условно, в тылу, как пресс-офицер. Ты не просто выезжаешь на точки на сегодня-завтра, а иногда можешь выезжать там на несколько дней и недель на позиции, и они не совсем безопасны, как ты сама рассказала.

Они уже свыклись с тем, что я очень редко отписываю. Типа, я могу им отписать раз в неделю, раз в две, если я там непосредственно нахожусь в зоне выполнения боевых действий. Я просто пишу там: +, живая, и все. Им этого достаточно, в принципе. Но сейчас мама уже начала больше, не то, что воспринимать, она начала уже понимать, где я нахожусь, что я делаю, как я ей уже начала рассказывать, что такое их пивишки [FPV-дроны], как они работают, вообще, как они летают, и чего они так противны. У нее уже сейчас не то, что паника, какая-то, или страх, она во мне вроде и уверена, но все равно волнуется. И уже мой выбор, наконец, приняла для себя.

Нужны ли женщины на фронте?

До сих пор мы говорим, что женщине попасть на боевую должность сложно, возможно, и не каждая бригада хочет брать женщин. Во многих бригадах, мы знаем с тобой, остается необъявленное табу, что женщины – это больше о должностях бумажных и так далее. Скажи, есть ли эти проблемы до сих пор? Какие еще, кроме этих, ты видишь? И, ну, действительно ли женщина не так активна на фронте, как мужчина по факту?

Здесь, опять же, палка о двух концах. Я видела женщин, реально работающих на боевых, и я видела мужчин, которые, ну, ты на них смотришь и думаешь: «Боже, лучше бы ты сидел в этом тылу, ну, реально». Просто это позор позорный. И опять же, в том, что такое отношение к женщинам в армии, в некоторых моментах виноваты и сами женщины. Говорю опять же, это две стороны монеты, потому что есть женщины которые, действительно, умело и качественно выполняют свою работу, ибо они пришли сюда работать, а не пришли там в поиске какого-то мужчины, или в поиске денег, или что там еще, о чем любят говорить. Ну, есть женщины, которые реально выезжают и что-то делают. А есть мужики, которые там сидят в тылу, заполняют бумаги, и он же все – во! – он классный, он герой, он молодец, потому что он же воюет.

Скажи, пожалуйста, а вообще в женщинах есть потребность в армии? Потому что у нас нет мобилизации женщин – такой определенной категории там по типу медиков, которые должны появляться в центр комплектации, чтобы отметиться и в случае чего прийти в армию там, в медицинскую часть. Но, вообще говоря, женщин еще не мобилизуют на общем уровне. Есть ли в этом необходимость, нужны ли женщины на фронте, или все же, теми добровольцами, которыми сегодня есть, можно закрыть эти потребности?

Мое личное мнение, мобилизовывать женщин не стоит. Тут также как и мобилизовывать мужчин: здесь угадаешь – не угадаешь. Придет ли он и хорошо будет выполнять работу, придет ли и плохо будет выполнять свою работу. Те женщины, которые по собственному желанию приходят на боевые должности, будут качественно выполнять свою работу из-за того, что у них здесь уже продумано. Раз она столько «кругов ада», в кавычках, прошла, чтобы подписать этот контракт, чтобы мобилизоваться, значит, она будет свою работу выполнять довольно исправно. Опять же, действительно, есть определенные должности, на которых женщины справляются лучше. Те же медики, те же пилоты, потому что у женщин больше концентрация идет. Мне не раз это говорили. Также те же делопроизводители. Поэтому я ничего не имею против девушек, которые идут и занимаются бумагами, ибо у них просто хватает терпения на это. Именно у меня на это терпение нет. Я могу это сделать, но нет терпения.

Война – это боль, разруха и потеря

Скажи, пожалуйста, чем тебя поразила за тот период война, что сложнее всего для тебя на этой войне. И, чтобы подытожить этот вопрос – какой война для тебя на самом деле выдалась. Ты не пожалела о том, куда ты пошла и что ты сейчас делаешь?

Нет, ни разу. Были такие мысли – Что я здесь забыла? Мне 22, что я вообще здесь делаю? Я могла бы сейчас выезжать за границу, где-то иметь какую-то зарплату, какую-то стабильность как минимум, потому что у меня сейчас стабильности – «ноль» просто. Но чтобы прям жалеть, ни разу такого не было. Война для меня это – даже не знаю, как описать. Это боль, разруха и потеря. Тяжелее всего это до сих пор дается переживать потери друзей. Не просто там собратьев, а прям побратимов-друзей, с которыми ты общаешься.

Недавно на прошлой ротации у меня погиб друг, он был командиром роты. И ты после этого ходишь просто как в воду опущенный. И все. К этому никто никогда не привыкнет. И ты понимаешь, что это война. Ну, типа, как бы это сейчас грубо и цинично ни звучало, это нормально, что люди гибнут. Но когда погибает твой друг, ты просто не знаешь, куда себя девать. Ты начинаешь там загружать себя работой, ты начинаешь дополнительно выходить на позицию, если это нужно, просто чтобы не думать, что произошло.

У меня есть такое правило, что я не хожу на похороны друзей. Ни прощаться, нечего. Мне легче, когда я этого не вижу. Я просто не смогу этого отпустить. Но когда погиб тогда «Турист» – позывной этого парня, погибшего под Макеевкой, я тогда просто нарушила это правило и приехала с ним попрощаться. На самих похоронах не была, я уже приехала, когда его только достали. И я до сих пор благодарна медикам за то, что они прикрыли тот участок тела, которого у него не было.

Как жить дальше в обществе ветеранам?

Скажи, пожалуйста, как по твоему мнению с этими всеми моментами, которые ты видишь, теми друзьями, которых ты хоронишь, с этим всем жить дальше в таком молодом возрасте? Потому что фактически твои сверстники в Польше, Германии, Америке сейчас занимаются тем, что наверняка только завершают учебу в университетах, только начинают думать, как им дальше жить, думают о том, ехать ли им путешествовать или идти на работу. И вот совсем другие мысли. У тебя сегодня, ну ты сама говоришь, какие проблемы и с какими эмоциями ты сталкиваешься. Они совсем не соответствуют твоему возрасту. Как с этим жить дальше? Как ты не сходишь с ума с тем, что у тебя так много, наверное, мыслей о твоих собратьях, родных и друзьях? Какова она жизнь, когда ты сталкиваешься с войной так близко?

Честно, я не знаю, как жить дальше. Пока я занимаюсь с психотерапевтом, потому что моментами кукуха действительно начинает ехать. И у тебя столько всего происходит, и ты как-то стараешься личную жизнь соединить с работой, и у тебя все равно это не выходит. Ибо твоя личная жизнь – это по факту и есть работа. Как я буду чувствовать себя, если или когда закончится война, я не готова сказать. Ну, пока такое ощущение, как у щенка, когда его топят, а он все равно барахтается, пытается вверх выплыть. И все. Как оно будет дальше – я тоже не готова ответить.

Скажи, пожалуйста. Как жить дальше в обществе ветеранам? В какой-то момент война закончится, в какой-то момент все эти девушки и парни, что сейчас перед тобой, вернутся в гражданское общество. У большинства из них будет похожие истории, как у тебя. Кто-то кого-то потерял, кто-то потерял свою половинку, близкого. У кого-то, возможно, какие-нибудь будут физические проблемы после войны. Как с этим жить дальше, когда эти два мира, условно, гражданский и военный, снова соединятся? Как ты думаешь, гражданским людям уже нужно готовиться к такому ходу событий? И к чему это может привести? То есть, знаешь, такая фраза, как в Украине часто говорят: «ребята с войны придут, порядок наведут». Ты как к этому относишься, когда слышишь такие вещи?

Меня начинает трясти, если честно, из-за того, что нужно было готовиться к тому, как жить с военными еще, простите меня, пожалуйста, в 2015 году. 15-14 год. Сейчас идет полномасштабная война. И тут военные, которые придут из боевых действий, так же гражданские, которые не понимают или не понимали, что там происходило – это будут проблемы. Это будут два противоположных мира, и они не смогут просто найти какой-то общий язык, по-моему, толерантность, типа. Это уже сейчас. Если раньше не начали, пусть сейчас хотя бы детям пояснять, что, если идет там тетя и дядя с протезом, не надо смеяться и тыкать на него пальцем. Если вы видите военного, который, возможно, не адекватно себя ведет или, возможно, заикается – вы подумали, что он пьян. У него может быть травма головного мозга. И типа, это война, а это нормально.

Как дальше будет жить общество? Ну, честно, мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я уже сейчас вижу, как поджигают военные машины, как на бусиках, ну, типа, военных пишут: «не ТЦК», для того, чтобы его реально не подожгли. И ты такой думаешь, это как мы с момента – «котики – ВСУ, НГУ», за два года мы перешли в «не ТЦК, пожалуйста, не поджигайте машину». Есть гражданские, которые к тебе нормально относятся, и ты к ним нормально относишься. А есть такие, что будут орать: «А чего ты здесь поставил машину? Перепаркуй, потому что сейчас из-за твоей машины что-нибудь сюда прилетит!».

К сожалению, имеем такую ситуацию и будем надеяться, что общество будет более толерантным и не будет вестись на российские вбросы пропаганды. Поэтому, друзья, будем более толерантны к проблемам военных, а вместе с тем мониторим, наблюдаем за той информацией, которую потребляем, потому что очень много посреди того, что есть в информационном пространстве, не всегда оно правдиво, не всегда оно соответствует действительности.